что при заимствовании методов нужен также очень критический подход. Ошибка думать, что цель бойскаутизма — дать бойскаутам навыки. Это цель, которая достигается попутно. Главная цель — воспитать из бойскаутов верных слуг буржуазного строя. У бойскаутов цель выдвигается на первый план, эта цель — служение королю, своему буржуазному отечеству и хозяину. Эта цель — такая махрово-вредная вещь, что никто не усомнится, что от нее нужно всячески отмежевываться. Бойскауты и религиозные богослужения устраивают, чествуют короля, у них все время беседы на эти темы.

Руководители бойскаутизма понимают, как важны для ребят этого возраста беседы на такие темы. Они их увлекают, эмоционально их заражают, как теперь говорят. Возраст подростков таков, что они увлекаются очень легко, легко поддаются влиянию. На педологическом съезде очень много говорили на специальном языке психологов о значении «доминанты», о ее влиянии на поведение ребенка и подростка.

Переводя на обычный язык, это значит, что поведение ребенка и подростка определяется известным господствующим интересом. Руководители бойскаутизма прекрасно понимали роль доминанты — и этому у ник надо учиться. Только доминанта эта у них не та, которая должна быть.

Мы хотим, чтобы у пионеров была совсем другая доминанта, чтобы ими владели другие чувства. Мы совсем на другое хотим ребят вести, пропитывать их совсем другим духом. Я думаю, что правильно было, что с самого начала пионердвижение стремилось увлечь ребят борьбой за рабочее дело, желанием идти вместе с рабочим классом и его партией, вместе с Интернационалом, изменять в этой цели ничего не надо. Выбрасывать, ее, думая, что это посодействует лучшему приобретению навыков, — значит не знать, что ребята-подростки колоссально много могут сделать, если перед ними стоит яркая, увлекающая цель; а если выбросить эту цель, все примет сухой, будничный, неинтересный характер и придется прибегать к искусственной, внешней дисциплине, к такому положению, что ребят походя исключают из отряда.

Есть ли у нас сейчас обостренная борьба за детей? Конечно, борьба за детей все время идет, потому что нельзя забывать того, что мы не в безвоздушном пространстве живем, а живем в буржуазном окружении, что у нас много еще пережитков старого. Дело было бы весьма просто, если бы ребята никаким чуждым влияниям не подвергались. Ведь влияние окружающих на них чрезвычайно сильно, сильно всякое мещанское влияние, а мы много пионеров имеем из рядов мелких служащих, где особо сильно это влияние; от этого влияния но застрахованы и пионеры из рабочей среды, ибо у отдельных рабочих тоже есть много пережитков старого. Старое особо ярко проявляется в быту, и это влияет и на детей. Про деревенских я уж и не говорю. Религиозное влияние мы тоже имеем, поскольку в стране вообще в последнее время старая государственная религия разлагается по двум направлениям — с одной стороны, растет безбожничество, по, с другой стороны, мы видим и рост сектантства, и это сектантское движение гораздо опаснее, чем была официальная церковь, которая гораздо меньшим влиянием пользовалась и гораздо примитивнее была в своих приемах, чем сектантство.

Сектантство гораздо тоньше и глубже забирает, оно опаснее во многих отношениях. Так что тут в этом смысле идет определенная борьба. Борьба идет за привлечение ребят в отряд, идет борьба с родителями. Но я не сказала бы, что в последнее время эта борьба очень обострилась, — по крайней мере, в письмах ребят это не отражается. Ведь обыкновенно, и это как-то очень показательно, так бывает: случится что-нибудь, скажем какое-нибудь мероприятие, которое в чем-нибудь не удовлетворяет крестьян, — моментально это отражается в письмах; или какое-нибудь острое явление — оно тоже сейчас же отражается в письмах. Сейчас обострение борьбы из-за детей в письмах не отражается. Но отражается другое — отражается равнодушие к делу пионердвижения. Равнодушно часто к пионердвижению относятся и учащиеся. Что мы здесь видим? Мы, например, видим, что пионеры пишут так, как будто на свете нет школы, — о школе ни слова. По этому поводу мы читаем: ходил в избу-читальню, искал такую-то книжку, пошел туда-то. Изба-читальня как-то фигурирует. Не политпросветчики, а только учреждения. Ликпункт. Учреждения как-то упоминаются, а школа — точно ее нет. О работе форпостов ребята не пишут. Не видно, чтобы школа каким-нибудь путем влияла на ребят. Если мы возьмем 1924/25 год, когда учителя очень много писали о пионерах, тут была ревность к вожатому, были споры с вожатыми, было видно, что пионердвижение играло крупную роль. Сейчас в учительских письмах о пионерах также очень мало пишут. Пожалуй, больше всего проскальзывает внимание к пионердвижению по линии женотдельской, а по другим линиям видно чрезвычайное равнодушие наших организаций к пионердвижению, что создает, несомненно, трудные условия.

Я бы хотела остановиться еще вот на каком вопросе: это вопрос о том, чем и как привлекать в пионерорганизации ребят. Мне здесь вспоминается детство: собирались мы как-то обучать младших ребят, и первое, что мы устроили им, — это угощение. Решили привлечь ребят способом устройства угощения. Нужно их приманить к делу. И надо. сказать, что иногда, когда смотришь на приемы, которыми привлекают в пионерорганизации, эти приемы идут по пути внешних приманок, привилегий. В школе пионер часто занимает особое положение: пионер первым получает кино, пионера пропускают везде и всюду первого — одним словом, сделавшись пионером, он получает известную привилегию. Конечно, в корне это неверно и неправильно. Если идти по этому пути и не остерегаться этого, то можно всю воспитательную сторону пионердвижения совершенно на нет свести. Конечно, у нас невольно будет некоторая привилегия. То, что ребята имеют помещения, где они собираются, то, что они получают книжки, — в этом немножко есть привилегии. Но я не говорю о такой привилегии. Такая привилегия вытекает из потребности движения. Я говорю о том, что для пионеров, например, шьются костюмчики, особые устраиваются празднества — иногда это у нас бывает, в особенности если шефствует довольно богатое учреждение, оно по этому пути иногда идет, не удовлетворяя насущных нужд пионерорганизации, которые есть. Вот против этого я очень возражаю.

Наша конечная цель — вовлечь всех ребят поголовно в пионерорганизацию. Но пока об этом, конечно, не приходится думать. Но надо сказать, что следует особое внимание обратить на то, чтобы в пионерорганизацию попадали ребята рабочих. Мне скажут на это: на всех заводах у нас есть пионерорганизации, отряды. Это верно. Но наряду с отрядами есть еще много ребят, которые в отряды хотели бы попасть, но не попадают. Когда вот начинаешь с ними говорить: «Почему ты не пионер?», — то слышишь: «Да меня не берут». — «А почему не берут тебя?» — «Да не берут». — «Плохо ведешь себя? Не пускают родители?» — «Нет, много нас будет. Нельзя тогда будет ехать в лагерь». И это грустно так говорится.

Почему не берут? Потому, что в лагере нет места на всех, лагерь для более привилегированных. И получается, что на заводе есть привилегированные ребята, которые едут в отряд, и такие ребята, которые хотели бы в отряд поступить, но которых не берут. На устроенном т. Эпштейном совещании я вот спрашивала работницу «Освобожденного труда». Она говорит: «Как у нас хорошо на заводе с пионердвижением» и т. д. А я спрашиваю: «Все ребята в пионерорганизации?» Она на этот вопрос мне прямо не отвечает: «Почти, — говорит, — все». Очевидно, к этому вопросу — все ли ребята охвачены — не привлекается должного внимания. А мы заинтересованы как раз в таких ребятах, которых, может быть, родители не пускают, потому что ведь у нас пережитков старого много. Иногда в летнюю школу не пускают потому, что, вместо того чтобы огородить курятник, сажают ребят курицу сторожить. Мне приходилось с такими фактами встречаться. Так что пережитков очень много, и ребят часто не пускают в школу не потому, что они действительно нужны дома, а из-за разных пустяков не пускают в школу и отряд. С родителями толком никто не поговорит.

В деревне особенное внимание нужно обратить на ребят батраков и бедноты. Чаще всего они не входят в организацию. Я была как-то в Тверской губернии, приходила ко мне группа ребят из отряда пионеров. Ребята славные, предлагали поиграть с ними. Но эти ребята — дети рабочих, которые собираются зимой в город — поступить в семилетку, и лишь летом — в деревне. А ребята деревенской бедноты ни в какой отряд не вступают. И вот на это обратить внимание нам нужно. Это, конечно, не означает, что ребят кустарей, середняков и других мы не будем принимать, но важно обратить внимание на то, чтобы всех ребят рабочих, батраков и бедноты стараться привлечь, и надо над ними поработать, чтобы в организации привлечь. Здесь выражалось опасение, не будет ли тут простого подражания партийным резолюциям. Но ведь от этой задачи не уйдешь. Беднота — в культурном смысле наиболее отсталый слой, и вот перед пионердвижением стоит задача втянуть их.

Может быть, это особенности Москвы, но в Москве среди пионеров очень много детей служащих, и даже на фабрике в отряд дети служащих почти все входят. (Голоса с места. Москва — административный