— в союз, все члены которого будут знать какое-нибудь ручное ремесло, и все будут интересоваться наукою.
Если, например, их интересует геология, они будут все помогать исследованию земных слоёв, все внесут в это дело свою лепту. Десять тысяч исследователей сделают в год больше, чем теперь делают сто геологов в двадцать лет. А когда нужно будет печатать эти труды, то найдётся десять тысяч мужчин и женщин, знакомых с различными ремёслами, которые будут чертить карты, гравировать рисунки, набирать и печатать текст. Они с радостью будут, все вместе, отдавать свой досуг, летом — на исследования, а зимой — на работу в мастерских. И когда их труды появятся в свет, они найдут уже не сто, а десять тысяч читателей, заинтересованных в общем деле.
Самый ход прогресса указывает нам на этот путь. Когда англичане захотели издать свой большой словарь (под редакцией Murray), они не стали ждать, пока явится какой-нибудь новый Литтре, который посвятит этому делу всю свою жизнь. Они стали искать желающих, и на их призыв откликнулось несколько более тысячи человек, которые изъявили готовность по собственной инициативе и бесплатно рыться в библиотеках, с целью закончить в несколько лет такой труд, на который не хватило бы целой жизни одного человека. Тот же дух обнаруживается и во всех других отраслях умственного труда, и нужно очень мало знать человечество, чтобы не видеть в этих попытках совместного труда, который понемногу заменяет собою труд отдельного человека, — предвестников будущего.
Но для того, чтобы этого рода предприятия были действительно коллективными, нужно было бы организовать дело таким образом, чтобы пять тысяч добровольцев — писателей, библиографов, наборщиков и корректоров — работали сообща. Этот шаг вперёд сделан уже социалистической прессой, в которой мы находим примеры такого соединения труда ручного и умственного. В наших боевых газетах часто случается видеть, что автор сам набирает свою статью. Правда, это ещё лишь незначительная, пожалуй, — микроскопическая, попытка, но она указывает путь, по которому несомненно пойдёт будущее.
Этот путь — путь свободы. Когда в будущем человек захочет высказать какую-нибудь полезную мысль, идущую дальше среднего уровня идей его времени, ему не придётся искать издателя, который согласился бы положить в издание необходимый капитал. Он будет искать
Литература и журналистика перестанут тогда быть средством обогащения, средством жить на чужой счёт. — Найдётся ли среди людей, знающих положение литературы и журналистики, хоть один, кто бы не мечтал о том времени, когда литература освободится, наконец, как от людей, которые прежде покровительствовали ей, а теперь её эксплуатируют, так и от «улицы», которая, за немногими редкими исключениями, ценит литературу тем выше, чем она пошлее и чем она легче приспособляется к испорченному вкусу большинства?
И литература и наука тогда только займут надлежащее место в деле человеческого развития, когда освободятся от денежного и чиновничьего рабства и будут разрабатываться исключительно теми, кто их любит, для той публики, которая их любит.
Литература, наука и искусство должны быть в руках желающих ими заниматься. Только на этом условии они смогут освободиться от давящего их ига Государства, Капитала и буржуазной посредственности.
Какими средствами обладает в настоящее время учёный для того, чтобы заниматься интересующим его вопросом? Он может только обратиться к помощи государства, которая оказывается одному человеку из ста желающих, и которой нельзя добиться иначе, как обязавшись не отступать от проторённого пути, от намеченной колеи! Вспомним, что французская академия осудила Дарвина, что петербургская академия не признала Менделеева, а Лондонское Королевское общество отказалось напечатать, как «малонаучный», труд Джоуля, в котором было сделано определение механического эквивалента теплоты[10].
Потому-то все великие исследования, все перевернувшие науку открытия были сделаны помимо академии и университетов, — или людьми достаточно богатыми, чтобы быть независимыми, как Дарвин или Лайель, или людьми, которые надрывали своё здоровье, работая среди лишений и часто среди нищеты, не имея лаборатории, теряя массу времени из-за отсутствия инструментов и книг, — людьми, которые упорно продолжали своё дело, несмотря на его безнадёжность и часто платились за это жизнью. Имя им — легион.
Кроме того, система государственных пособий так вредна для истинного прогресса науки, что во все времена истинные учёные старались избавиться от неё. Именно с этою целью создались в Европе и Америке тысячи учёных обществ, организованных и поддерживаемых добровольцами. Некоторые из них разрослись так широко, что для покупки их сокровищ не хватило бы всех средств казённых учреждений, ни всех богатств банкиров. Ни одно правительственное учреждение не обладает такими богатствами, какие имеет Лондонское Зоологическое Общество, создавшееся исключительно добровольными взносами.
Оно не покупает всех тех животных, которые тысячами наполняют его зоологический сад: множество присылают ему отовсюду другие общества, а также коллекционеры всего мира. То оно получает слона, — подарок зоологического общества в Бомбее, то гиппопотама или носорога, которого присылают ему египетские естествоиспытатели, и эти постоянно возобновляющиеся подарки — птицы, пресмыкающиеся, коллекция насекомых — стекаются к нему ежедневно со всех концов света.
Некоторых из этих подарков нельзя было бы купить ни за какие деньги в мире, — например, то животное, которое какой-нибудь путешественник поймал с опасностью жизни, или к которому он привязался, как к ребёнку, и которое он отдаёт обществу в уверенности, что ему там будет хорошо. И для содержания всего этого огромного зверинца хватает тех сумм, которые платят за вход бесчисленные посетители.
Единственное, чего не хватает, как лондонскому зоологическому саду, так и другим подобным обществам, это — чтобы участие в общем деле выражалось в добровольном труде; чтобы все сторожа и бесчисленные служащие этого огромного учреждения считались членами общества, и чтобы не было таких членов, которые вступают в общество исключительно для того, чтобы иметь возможность поставить на своих визитных карточках таинственные буквы F. Z. S. (Fellow Zoological Society — Член Зоологического Общества). Одним словом, в нём недостаёт духа братства и солидарности.
То, что мы говорим об учёных, можно сказать вообще и об изобретателях. Кто не знает, ценою скольких страданий явилось на свет большинство изобретений! Бессонные ночи, недоедающая семья, недостаток инструментов и материалов для опытов — такова история жизни почти всех тех, кто доставил промышленности всё, что составляет гордость нашей цивилизации — единственную справедливую её гордость.
Что же предстоит сделать для того, чтобы выйти из этого положения, недостатки которого сознаются всеми? Введена была ради этого система патентов — и известно, какие она дала результаты. Голодный изобретатель продаёт свой патент за несколько рублей, а тот, кто не дал ничего, кроме капитала, получает все барыши с изобретения — часто очень большие. Кроме того, патент заставляет изобретателя работать в одиночку и скрывать свой труд, который часто кончается вследствие этого неудачею, тогда как самого простого совета о стороны какого-нибудь другого человека, менее поглощённого одною основною мыслью, было бы иногда достаточно для того, чтобы сделать его изобретение плодотворным и применимым. Как и всякое другое проявление власти, патент только мешает развитию промышленности.
В теории он представляет собою возмутительную несправедливость, так как на мысль нельзя взять привилегии; на практике же он оказывается одним из крупных препятствий быстрому развитию изобретений.
Для того, чтобы развить дух изобретательности, нужно, во-первых, чтобы пробудилась мысль; нужна смелость ума, которую всё наше воспитание, наоборот, ослабляет; затем нужно широкое распространение знаний, которое увеличило бы во сто раз число изобретателей; нужно, наконец, сознание, что, благодаря данному изобретению, человечество сделает шаг вперёд, потому что именно энтузиазм, или иногда даже иллюзия будущего блага вдохновляли всех великих благодетелей человечества.
Только социальная революция может дать этот толчок мысли, эту мысль ума, это знание, это убеждение в том, что работа послужит на общую пользу.
