— Да ничего подобного! Может, оставишь Рена в покое?

Я выпрямилась и сердито посмотрела на Шея.

— Ты болтаешься с нами почти каждый день, и он относится к тебе с уважением, даже несмотря на то, что ты выкинул в баре и какими щенячьими глазами ты постоянно на меня смотришь.

— Щенячьими глазами?! — выпалил Шей, вскакивая на ноги. Он отбросил в сторону стул и принялся запихивать книги в рюкзак.

— Шей… — начала я, заламывая руки и чувствуя, что мне снова очень нехорошо.

— Ну, теперь я хотя бы знаю твои истинные чувства ко мне, — сказал он дрожащим от ярости голосом и резко застегнул молнию на рюкзаке.

Я вскочила на ноги, подбежала к нему и накрыла его руки своими.

— Пожалуйста, прекрати. Это не так, на самом деле я тебя…

Я закашлялась, понимая, что никогда не смогу сказать то, что чуть было не вырвалось у меня.

— Что ты меня? — спросил он, хватая меня за руку и притягивая к себе. Другой рукой он взял меня за подбородок и погладил большим пальцем по щеке. Под кожей тут же загорелся знакомый огонь. Я отстранилась и отбежала, исступленно мотая головой.

— Пожалуйста, не надо. Я не могу.

Я выругалась и вытерла горячие слезы, которые внезапно потекли по лицу. Я себя не узнавала: раньше никогда не плакала, а теперь то и дело приходилось напрягать все силы, чтобы не разрыдаться.

— Калла.

Я посмотрела на него и увидела, как он испугался моих слез.

— Боже мой, прости меня. Я не должен был ничего говорить.

Мы вернулись к работе, храня напряженное молчание. Шей надел наушники и включил музыку так громко, что я слышала гитарные пассажи, даже не напрягая слух.

Небо за окнами совсем почернело, когда Шей резким движением выдернул наушники. Я вопросительно посмотрела на него.

— Союз будет заключен вечером в день Самайна? — спросил он. — В тот же вечер будет школьный бал?

— Перестань, Шей, — попросила я, потирая виски. — Я просто не в состоянии уже об этом говорить.

— Нет, я сейчас не о тебе, — пояснил он, указывая на книгу Хранителей. — Я о дате.

— Да, союз будет заключен в день Самайна, — ответила я, нахмурившись. — Тридцать первого октября.

Он сдвинул брови еще сильней.

— И почему церемония назначена на этот день?

— Это один из восьми языческих праздников, — пояснила я. — В эти дни усиливается власть Хранителей. Самайн считается одним из самых важных дней в году.

Он постучал пальцем по странице.

— «Когда занавес между мирами становится тоньше». Я помню, ты об этом уже рассказывала.

Я кивнула, а он заглянул в свои записи. На лице его появилось тревожное выражение.

— В чем дело?

— В этом есть какая-то ирония. Здесь описан некий ритуал, в котором участвует отпрыск. И проходит он в день Самайна. Я не совсем понял, в чем он заключается, но, похоже, есть глава, полностью ему посвященная. Называется она «Praenuntiatio volubilis». Есть слово, смысл которого я никак не могу понять. Оно может означать «подарок» или что-то в этом роде. Употребляется в очень странном контексте.

— Подарок? — спросила я.

— Да, или что-то в этом роде, — подтвердил он, снова залезая в словарь. — Что бы оно ни значило, мне совершенно ясно, что отпрыск имеет отношение к вашему празднику.

— Это не совсем мой праздник, Шей, — сказала я. — Скорее, это день, который Хранители избрали для заключения союза. И что? В книге написано, что ты тоже там будешь?

— Да, в этом вся и загвоздка. В том месте, которое я сейчас перевожу, говорится, похоже, не о союзе. Я пока не понимаю, в чем тут дело, — сказал он. — Тут много чего написано о двух мирах и тьме. И есть несколько упоминаний отпрыска. А также некого сборища, которое имеет отношение к «подарку», но общий смысл этого места мне как раз и не понятен.

— И как нам в этом разобраться? — спросила я.

— Наверное, тебе стоит бросить поиски креста и почитать что-нибудь о Самайне. Узнай, какие еще ритуалы производятся в этот день, кроме вашего дорогого союза.

— Рен рассказал о Самайне нечто интересное на прошлой неделе, — сказала я.

Шей посмотрел на меня.

— А, так мы теперь делимся информацией с Реном?

— Нет, по крайней мере, не в рамках наше го… Нашего проекта. Я просто пыталась выяснить что- нибудь о самом празднике, — ответила я. — Мне казалось, что я собираюсь отправиться на церемонию, ну словно с закрытыми глазами. И мне, естественно, это не нравилось. Как бы там ни было, он сказал, что это опасное время. Проявления мира духов непредсказуемы, так как занавес между мирами в эту ночь становится предельно тонким.

— А откуда Рену вообще это известно? — спросил Шей ворчливо.

— Перестань, — потребовала я. — Его мать убили Ищейки во время атаки, которая произошла в день Самайна. Поэтому он и знает.

— Ой, прости, — сказал он, постучав ручкой по столу. — Ищейки убили мать Рена?

— Да.

— Сколько ему было лет?

— Ему как раз исполнился один год. Именно в этот день.

— Вот черт, — сказал Шей. — Хотя это его совершенно не характеризует.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Ничего, — быстро ответил он, вставая из-за стола и направляясь к стеллажам. — Давай вернемся к работе.

На следующий день Шей вошел в аудиторию с затравленным выражением на лице. Когда прозвенел звонок, я жестом отослала Брин и направилась к Шею. Он остался на своем месте и теперь сидел, ожидая, пока я подойду.

— Привет, Кэл.

Под глазами его я увидела темные крути; похоже, он не ложился спать.

— Могу я попросить тебя прогулять следующий урок?

— Да, если это важно, — ответила я, чувствуя внутреннюю дрожь от приближения чего-то ужасного.

Мы вместе прошли в комнату отдыха для учеников. Там было пусто и тихо. Он сел и придвинул поближе стул для меня. Когда я тоже села, он закрыл лицо руками и некоторое время молчал.

— Что случилось? — спросила я почти беззвучно.

— Помнишь, ты рассказывала мне, что Ищейки убили мать Рена во время атаки?

Я кивнула.

— Да.

Зачем он меня об этом спрашивает?

Шей плотно сжал зубы, словно готовясь рассказать что-то крайне неприятное.

— Я нашел в Анналах Халдиса книгу с записями событий того года, когда родился Рен. Мне нужно было узнать подробности той атаки.