«Я уже некоторое время нахожусь в Турции; сейчас я на побережье, но проехал всю провинцию Албанию, по дороге к паше. С Мальты я отплыл 21 сентября на военном бриге 'Паук' и за восемь дней добрался до Превезы. Оттуда я выезжал за 150 миль в Тепелин, загородный дворец его высочества, где пробыл три дня. Пашу зовут Али, и он считается выдающимся человеком; он правит всей Албанией (древней Иллирией), Эниром и частью Македонии… Приехав в его столицу Янину после трех дней путешествия по живописнейшей горной местности, я узнал, что Али-паша со своим войском находится в Иллирии и осаждает Ибрагима-пашу в крепости Берат. Он услышал, что в его владения прибыл знатный англичанин, и оставил коменданту Янины приказ предоставить мне gratis [86] дом и все необходимое; мне позволили делать подарки рабам и пр., но не брали платы ни за какие припасы.

…За девять дней я добрался до Тепелина. Нас задерживали горные потоки, пересекавшие дорогу. Никогда не забуду необычайное зрелище, встретившее меня при въезде в Тепелин в пять часов вечера, на закате. Оно напомнило мне (несмотря на разницу в костюмах) замок Бранксом в 'Менестреле' Скотта и феодальные нравы. Албанцы в национальных одеждах (нет ничего красивее их пышных белых шаровар, шитых золотом плащей, красных бархатных кафтанов и жилетов с золотым позументом, пистолетов и кинжалов в серебряной оправе); татары в высоких шапках, турки в широких одеждах и тюрбанах, солдаты, чернокожие рабы, держащие лошадей, — первые на огромной открытой галерее перед дворцом, вторые — в огороженном пространстве; двести оседланных скакунов, курьеры, спешащие с донесениями, бой барабанов, мальчики, объявляющие часы с минарета мечети, и само причудливое здание дворца, — все это составляло для чужестранца новое и необычайное зрелище. Меня привели в роскошные покои, и секретарь визиря a la mode Turque[87] осведомился о моем здоровье.

На другой день меня представили Али-паше. На мне была полная штабная форма, великолепная сабля и пр. Визирь принял меня в большой комнате с мраморным полом; посередине ее журчал фонтан; вдоль стен тянулись ярко-красные диваны. Он встретил меня стоя, что для мусульманина надо считать величайшим знаком внимания, и усадил справа от себя. У меня есть переводчик-грек, но на этот раз беседу переводил врач Али, по имени Фемларио, знающий по-латыни. Он прежде всего спросил, почему я покинул родину в столь юном возрасте (турки не имеют понятия о путешествиях ради развлечения).

Затем он сказал, что слышал от английского посланника, капитана Лика, будто я из знатного рода, и просил выразить почтение моей матери, — это я сейчас и делаю от имени Али-паши. Он сказал, что мое знатное происхождение видно сразу, потому что у меня маленькие уши, кудрявые волосы и маленькие белые руки, и вообще выразил одобрение моей внешности и костюму. Он предложил мне считать его своим отцом, пока я нахожусь в Турции, и сказал, что относится ко мне как к сыну. Он и в самом деле обращается со мной как с ребенком и раз по двадцать на дню посылает мне миндаль, сладкий шербет, фрукты и конфеты. Он просил меня почаще навещать его, по вечерам, когда он свободен. После кофе и трубки я удалился. После этого я виделся с ним еще три раза. Странно, что турки, у которых нет наследственных титулов и мало знатных родов, кроме султанского, так чтят в людях породу; моему рождению здесь придали больше значения, чем титулу…

Его высочеству шестьдесят лет, он очень толст и невысок ростом, но у него красивое лицо, голубые глаза и белая борода; он очень приветлив и вместе с тем полон достоинства, которое я неизменно встречаю у каждого турка. Внешность его не соответствует его сущности — ведь это безжалостный тиран, повинный в чудовищных жестокостях, бесстрашный, прославленный своими победами настолько, что его называют мусульманским Бонапартом. Наполеон дважды предлагал сделать его королем Эпира, но он сторонник