Я решил остаться в Таллине не для того, чтобы отомстить. Хотя, наверное, в чем-то и это правда. Я хотел найти людей, которые угрожали Анне и в итоге свои угрозы реализовали. Если действительно душа умерших три дня находится в том же месте, быть может, мой норовистый полковник разведки увидит, что я все же довел дело до конца. И что ее слова были несправедливы.

Компании, занимающиеся прокатом автомобилей, наверняка были представлены в здании морского вокзала, но ехать туда мне не стоило. Чтобы отвести от себя подозрения, люди из джипа могли анонимно сообщить в полицию о подозрительном красном «гольфе», не остановившемся после взрыва такси. Преступления на машинах, взятых напрокат, совершаются крайне редко — для этих целей автомобили проще угонять. Так что до моего «гольфа» полиция доберется не сразу, но перемещаться на нем по городу было бы неосторожно. Почему я решил, что кто-то про мою машину настучит? Да, это была предосторожность, но я на месте тех отморозков в джипе поступил бы именно так.

Кроме того, размышлял я, было бы правильно не просто сдать свою машину в «Херц» и попросить другую, скажем, побольше. Тогда, обнаружив «гольф», полиция тут же узнает, на каком автомобиле я перемещаюсь сейчас. Нет, я сдам машину в «Херц» и через полчаса возьму другую, скажем, в «Эвис». Время у твоих противников так и выигрывается: немножко здесь, чуть-чуть там…

Только правильно ли было вообще снова садиться в этот «гольф»? Мои колебания прекратились, едва я вышел из здания комплекса. На паркинге стоял бело-синий «опель» с работающим маячком, а вокруг моей машины прохаживались двое ребят в бейсболках и желтых жилетах поверх темно-синей формы. Я знаю, чему я был обязан своей чрезмерной бдительностью — сну. Я с самого утра был предупрежден, что опасность совсем близко.

В первую очередь преступников ищут на вокзалах, в аэропортах, на автобусных станциях — везде, откуда можно уехать подальше. Мне нужно было срочно сматываться из комплекса, но брать здесь такси было бы неосторожно. Да и где они, эти такси? В киоске, где продавали солнечные очки, детективы, сигареты, жевательную резинку и прочие полезные и вредные вещи, я купил бежевую бейсболку и натянул ее пониже на лоб. Потом неторопливой походкой направился в город. Вокруг моей машины полицейских прибавилось. Сейчас еще подъедут взрывотехники, потом криминалисты…

Машину я арендовал по карточке «Америкен экспресс» на имя Диденко. Не знаю, как в Конторе потом разбирались с такими случаями, но мне ее выдали, разумеется, предполагая, что я с ней могу погореть. Еще у меня была карточка «Виза» Укрпромбанка на то же имя, и ею я тоже мог рисковать, не раздумывая. Сколько времени пройдет, пока мой «Америкен экспресс» окажется в черном списке? Пара часов, а может, ее уже отслеживают. А «Виза» моя пока чистая, о ее существовании никто и не подозревает.

Теперь, стоит ли мне брать напрокат другую машину или впредь пользоваться такси? В городе такси было бы достаточно, даже чтобы ездить на встречи с Августом. Но попозже днем я собирался отправиться в Вызу, чтобы заняться таинственным мужчиной в доме соседки Анны. Получается, надо рискнуть и взять машину.

Я обогнул сквер и, пройдя мимо церкви Олевисте, вошел в Старый город. Здесь, среди толп туристов, несомненно было безопаснее, чем в любом другом квартале. Я зашел в кафе, заказал уже третью или четвертую за сегодняшнее утро большую чашку кофе — мне нужен был допинг — и снова залез в интернет. Эстония меня настолько избаловала, что я даже не осведомился заранее, есть ли здесь вай-фай.

Помимо больших транснациональных компаний, прокатом машин обязательно занимается несколько маленьких, частных. Я без труда нашел в интернете три такие фирмы и набрал первый номер. Я был готов взять любую машину, однако проблему выбора передо мной поставили и здесь. Приветливый мужской голос предложил мне с десяток марок, от «смарта» до «форда-транзит». Куда доставить — за дополнительную плату, конечно, в течение часа, полутора? В какой-то отель?

Так, а что, кстати, с моей гостиницей? Там при въезде тоже прокатали мою «Америкен экспресс» и сняли ксерокс с паспорта. Значит, в «Скандик Палас» я больше сунуться не могу. Однако моей фотографией в полиции располагать не должны, разве что мутной картинкой на ксерокопии паспорта. Я проверил наличие седого парика на голове. Нет, как я его приклеил утром, так и держится, не перекосился пока.

— Что, простите, через час-полтора? — переспросил я. — Дайте мне лучше ваш адрес, я прямо сейчас подъеду на такси.

Ближайший банк находился в паре кварталов. Я натянул себе бейсболку чуть ли не по самые брови и, определив угол обзора видеокамеры у банкомата, в три приема выбрал с карточки «Виза» сорок две тысячи крон, чуть больше трех с половиной тысяч долларов. На несколько дней должно хватить. А сколько еще времени я мог позволить себе прожить в Таллине?

Прокат автомобилей Хермана Койта располагался на пустыре на окраине города, и вай-фая там не было. Но Херман — приветливый рослый эстонец лет сорока, в свое время служивший в Москве в роте почетного караула, — разрешил мне воспользоваться вторым офисным компьютером. Я зашел в свой почтовый ящик на немецком сайте и скачал зашифрованный файл в наладонник. Потом расшифрую в спокойном месте. Херман как раз покончил с формальностями — он внес в договор аренды данные моего паспорта, водительских прав и номер «Америкен экспресс». Я предложил эту, уже погоревшую карточку, поскольку убедился, что электронного терминала для прокатки карточек у него, как я и надеялся, не было. А поскольку, даже имея данные карточки, убедиться, что на ней какие-то деньги есть, Херман Койт не мог, я оставил ему в качестве депозита пятнадцать тысяч крон наличными.

Я выбрал себе неприметную серебристую «тойоту-короллу» — таких, я заметил, в городе было много. По дороге в центр я остановился в какой-то забегаловке, выпил дозволяемую законом маленькую кружку пива и расшифровал сообщение из Конторы.

Первое. По поводу гибели Анны Бородавочник сухо сообщал мне, что я могу возвращаться домой. Впрочем, этот вопрос оставлялся на мое усмотрение.

Второе. Финн Юкка Порри, бывший агент и любовник Анны, на Контору больше не работал. По данным, которыми располагали в Лесу, он, уйдя с государственной службы, занимался туристическим бизнесом и время от времени выполнял отдельные поручения МИ-6, британской разведки.

Третье. Досье на кого-либо из Раатов: отца — члена ЦК, сына — продавца унитазов или внука- неонациста — в Конторе не было.

И четвертое. Человек, которого мне передали в помощь (в Лесу не знали, что он назвался Август, а подлинного имени сообщать мне не хотели), был доверенным лицом контрразведки КГБ. После распада Союза он на несколько лет был заморожен, а потом сам дал сигнал, что готов возобновить работу. Но теперь Эстония была уже другим государством, и коллеги из контрразведки честно передали его на связь в Лес.

Мой куратор не уточнял, что вопрос о том, насколько Августу можно было доверять, тоже оставлялся на мое усмотрение. Однако это предполагалось самим характером сведений. Когда с человеком работают постоянно — не важно, в личном контакте или по переписке, — вы все время отслеживаете один существенный момент, степень доверия. Август был не штатным сотрудником, а доверенным лицом, то есть у него была своя, нормальная работа, например, где-либо в НИИ или в университете. Так что во время посткоммунистической чистки рядов в Эстонии его работа на КГБ не должна была всплыть. Но он все равно выпал из поля зрения Конторы, и никто не знает, что с ним все эти годы происходило. Август мог возобновить связь, потому что ему стали нужны деньги, стало скучно, потому что он был перевербован местными или другими спецслужбами — да мало ли, по какой еще причине?

Запросить на него дополнительные сведения? В Лесу на это не пойдут — и правильно сделают. Надеюсь, мои данные там защищали не хуже. Связник и так рискует при каждом новом контакте, переданном Конторой, в которой предателей выявляли каждый год. Он рисковал — но и я тоже. Мы оба шли по тонкому льду, и каждый знал, что за следующий свой шаг отвечает он один.

Пора было выходить на этот тонкий лед. Август откладывать нашу встречу не стал и согласился встретиться через час в том же скверике возле театра.

Чрезвычайными событиями, о которых говорил Август в нашем последнем разговоре по телефону,