здесь свою семью. Из этих событий моей жизни он усвоил: а) что я сидел в тюрьме (что правда, это было частью плана по моему внедрению в США) и б) что я пошел на гангстерскую разборку с женой и двумя детьми (а их так и убили, только в случайной перестрелке). Теперь, предполагал профессор, после внедрения в Штаты мой преступный клан пытался ввести меня в приличное американское общество. А как иначе объяснить мои университетские гуманитарные познания, приличные манеры, мягкую иронию и привычку лишь пожимать плечами, когда что-то происходило не так, как мне бы хотелось? Но его, профессора Фергюсона, не проведешь, не на такого напали! Я забыл сказать, Какаду азартно играл на бирже — это был его и любимый вид спорта, и основной заработок, даже при профессорской ставке.

Как я понимаю, в первое время отец Джессики изредка общался со мной лишь ради того, чтобы вывести меня на чистую воду.

В тот день — это было поздней весной 1985 года, где-то в середине мая — профессор Фергюсон предложил встретиться в офисе, который я совсем недавно снял. Дверь я не закрывал — для гангстерского налета у нас не было ничего интересного. Он вошел — длинный, худой, рыжий и нахохленный, — оглядел пустое помещение и заявил:

— И кто из богатеев, которых вы хотите заарканить, захочет прийти в такое великолепие?

— Здравствуйте, профессор Фергюсон, — сказал я, вставая. — Я тоже рад вас видеть. А что касается вашего вопроса, люди, которым я собираюсь предлагать свои услуги, вообще никуда не ходят. У них на это нет времени — им все приносят в кабинет.

Какаду вскинул брови, мол, допустим, но комментировать не стал.

— Вы с поезда? — продолжал я, полный решимости не дать ему вывести меня из себя. — Давайте я отведу вас куда-нибудь позавтракать?

— В «Макдоналдс»? — усмехнулся профессор. — Или в «Пиццу-Хат»?

— Куда хотите, — не поддался я и на эту провокацию. — Я вас приглашаю, а вы выбираете место.

— Завтракать поздно, обедать рано, — сказал Какаду, усаживаясь в мое директорское кресло на колесиках. — Вы чем собирались заняться?

— Пойти посмотреть очередную квартиру.

— Ну так пойдемте! Какая разница, где общаться?

Чтобы не утомлять профессора и поскорее от него отвязаться, в тот раз я решил начать не с самой дальней, а с ближайшей квартиры. Она рекламировалась как «просторные двухкомнатные апартаменты с ванной, кухней и окнами, выходящими на зеленые лужайки Парк-авеню». Я знал, что если мне не удастся сбить цену, квартира была для меня слишком дорога, но надеялся, что на ней, самой приличной из тех, которые мне предстояло посетить в то утро, профессор от меня и отвяжется.

Я закрыл офис, и отец Джессики неожиданно подхватил меня под руку. То ли для того, чтобы не упасть — мы располагались на втором этаже, откуда небольшая персональная лестница вела прямо к тротуару, — то ли чтобы подчеркнуть неформальный характер прогулки.

— Вы ищете квартиру, чтобы жить там с моей дочерью? — без обиняков спросил Какаду.

— Да, — просто ответил я.

— А чем плоха та, где вы живете сейчас?

Это, как я уже заметил, была его обычная тактика: нападение — тут же обходный маневр, опять удар — и снова заход с фланга.

— Она слишком мала для двоих. И далеко от офиса.

— А почему бы вам не продолжать жить там одному?

Я уже давно не был мальчишкой.

— Потому что мы с Джессикой решили жить вместе, — сказал я, высвобождая руку.

— Скорее!

Профессор ринулся под мигающий светофор, чтобы успеть пересечь Парк-авеню. Мне пришлось бегом последовать за ним.

— Вы хотите жениться на моей дочери? — продолжил допрос профессор Фергюсон, оказавшись в безопасности на тротуаре.

— Если вы не против.

Я сказал это в шутку, но его реакция оказалась вполне серьезной.

— Вы прекрасно знаете, что я против.

— Я могу узнать, почему?

— Почему-почему? Против!

— Вы ведь не хотите вдаваться в подробности не потому, что боитесь меня обидеть. Давайте выкладывайте! Я хочу быть уверенным, что вы сами это знаете.

Ответного наступления Какаду не ожидал.

— Давайте я скажу, какого мужа я хотел бы для своей дочери, и вы мне скажете, отвечаете вы этому образу или нет? Идет?

— Ну, если вы по-другому объяснить не сумеете…

— Это должен быть человек нашего круга, — начал профессор. — Из хорошей традиционной американской семьи. Выпускник престижного университета. Работающий в крупной фирме, в которой человек старательный и способный быстро сделает карьеру. Моя-то дочь принесет все это с собой в тот брак, который будет ее достоин.

Я не собирался слагать оружие.

— Если не ошибаюсь, лет пятьдесят назад вас как жениха могли бы отвергнуть по тем же критериям. Ирландец, в Америке без году неделя. Католик, как итальяшки или полячишки. Я, кстати, католик.

— Но на этом сходство и заканчивается.

Ну, хорошо!

— Скажите, профессор, Джессика — ваша родная дочь?

По опешившему виду Какаду я понял, что перехватил инициативу.

— Как вы можете такое спрашивать? Разумеется, родная. И единственная.

— Знаете, чего бы я как отец мог желать для своей родной и единственной дочери?

— Того же самого, уверяю вас, — пробурчал профессор.

— Нет! Я бы хотел, чтобы она встретила человека, с которым захотела бы прожить всю свою жизнь, с которым хотела бы иметь детей. И тогда не важно, кто он, откуда и чем занимается.

Мы пришли: угол Парк-авеню и 80-й.

— Мы пришли, — сказал я. Какаду все равно так и не нашел, что сказать.

— Я не пойду с вами смотреть квартиру, — сказал он. — Давайте договорим здесь. Вы знаете, чем отличается отец от мужа?

— Хм… Муж может быть другим, а отец — нет. Как говорил ваш любимый Джойс, родители — это необходимое зло.

— Неправильно. При чем здесь Джойс? — Какаду было потерял равновесие, но тут же вновь обрел его. — То есть, по сути, правильно. Отца не выбирают, а мужа — да. И выбирает его тот, кто опытнее, у кого глаза не затуманены романтической дымкой. Тот, кто уже знает жизнь.

— Как, например, вы?

— Да.

— Или мать Джессики?

Какаду притворно застонал.

— Женщина скорее способна сделать для своей дочери правильный выбор, — продолжал наступление я. — Мы же с вами, как я понимаю, традиционной ориентации, нам не оценить тех критериев.

— Охмурить двух женщин ничуть не сложнее, чем охмурить одну, — заявил мой оппонент.

— А вы бы возражали, если бы я захотел жениться на Пэгги?

Этого профессор не ожидал.

— Я серьезно вас спрашиваю! Я люблю Пэгги так же сильно, как Джессику, хотя и по-другому. Вы разрешаете мне жениться на Пэгги?

Какаду чувствовал, что этот вопрос для меня — не просто аргумент в споре. Я действительно был бы