Все это время с ними говорил другой голос, — продолжал Д'Ибервилль. В нем было нечто от поэта, как это бывает у великих полководцев и истинных лидеров. Это был робкий голос из глубины их собственного «Я». Он постоянно говорил: «Прислушайтесь к нему. Если вы убьете этого человека, на головы людей вашего племени падет огромная беда». Индейцы страшно перепугались и не смогли бороться сразу с двумя голосами — внутренним голосом и словами мудрого Шарля ле Мойна. Они собрали совет и начали совещаться, а потом повернули назад к устью реки. Они передали отца другим индейцам и умоляли, чтобы он их простил, а потом отправились восвояси. Они гребли так быстро, будто за ними гнались враждебные индейские боги на быстрых ветрах.

Все помолчали, а потом Д'Ибервилль гордо тряхнул головой.

— Теперь вам понятно, каким человеком был мой отец. Скажите мне, вам понравилась эта история?

Мальчик ответил:

— Мсье Пьер, это одна из самых лучших историй, какие я слышал в своей жизни.

Д'Ибервилль сидел у самой кучи льда. Он поднялся на ноги и начал стряхивать влажные опилки с сюртука.

— Мне пора идти. Если что-то случится, стреляйте из ружья, и я сразу к вам прибегу. Я сплю очень чутко.

Он преклонил колени возле импровизированного помоста и прошептал молитву за упокой души повара.

— Прощай, Франсуа Данден, — сказал он, — ты был хорошим человеком — смелым и нежным, дружище. Я всегда буду тебя вспоминать!

Поль ле Мойн, четвертый из братьев, прибыл в замок поздно ночью. На мессу в пять часов утра собирались шесть братьев. К ним у дверей часовни присоединился отец Милле, когда они входили внутрь.

— Всегда помните, сыны мои, что являетесь инструментами Божьей воли. ОН выбрал вас, чтобы вы выполняли Его повеленье в этой новой стране. Это — великая ответственность, она лежит на ваших плечах. Вы не должны забывать, что преданность делу должна быть прежде всего…, а потом уже удовольствия, отдых и личные желания. Это важнее, чем ответственность в качестве отца или мужа.

— Да, отец Милле, — сказал Шарль. Остальные братья серьезно склонили головы и повторили.

— Да, отец Милле.

Они направились к лестнице, ведущей в комнату, расположенную в башне. Трое старших братьев шли, взявшись за руки, а Поль был в центре. Он был стройным, немного ниже ростом остальных. Черты лица у Поля были мелкими и очень тонкими, и казалось, не подходили для лица человека, много времени проводящего в лесах.

— Ты хорошо выглядишь, мсье Маленькая Птичка, которая вечно в движении, — сказал Шарль, глядя на брата. — Я боялся, что на тебя плохо подействует последняя кампания.

Поль ле Мойн засмеялся.

— Вечно вы волнуетесь обо мне. Постоянно кто-нибудь из вас спрашивал: «Сможет ли Поль это выдержать?» или же «Сможет он сделать это?». Иногда меня это здорово злило. Я такой же выносливый, как и все наши остальные братья, и вам это давно известно.

Он оглянулся на троих младших братьев.

— Меня поражает, как сильно изменились наши младшие братья. Клянусь, что Габриэль и Малыш Антуан выросли на три дюйма, пока нас не было дома.

— Малыш Антуан станет самым высоким из нас, — сказал Д'Ибервилль.

Так и случилось. Через несколько лет младшенький стал выше всех братьев, но ему так и не удалось избавиться от клички, данной ему братьями, когда он лежал еще в колыбельке из дерева дикой вишни. (Они, кстати, все выросли в этой колыбели.) Его прозвище Малыш Антуан осталось при нем.

Шарль вздохнул с облегчением, когда Поль сказал, что он в замечательной форме.

— Я не буду чувствовать себя виноватым, если предложу тебе следующее… — начал он.

Д'Ибервилль крепко пожал плечо Поля.

— Мне об этом все известно. Наш Шарль, который всем дает сложные задания, рассказал мне. Уверен, задание будет непростым.

— Ты прав, — отозвался глава семейства. — Поль, до нас не доходит значительное количество мехов из Оттавы. Нам еще не известно, по каким каналам они уплывают, но большая часть отправляется в Бивервик. Так не может продолжаться. Если мы позволим, чтобы на нашей территории развивался подобный промысел, они вскоре начнут действовать и на севере, — он мрачно нахмурился. — Поль, я представляю тебе решить эту проблему. Пока я нахожусь в Монреале, я ее не смогу сам разрешить.

Поль сразу стал серьезным.

— Мне казалось, что мы навсегда преградили им дорогу в Оттаву. — Он резко покачал головой. — Мне придется навестить дружественных вождей племени и узнать, что тут творилось, пока я отсутствовал.

— Мне не очень хочется, чтобы ты сразу начал работать, — заявил Шарль. — Но время терять нельзя, эти люди действуют решительно и слаженно.

— Я отправляюсь тотчас же, а тебе придется как-то постараться уговорить Мари-Мадлен ради собственного спокойствия и… ради моего, — улыбнулся Пьер. — Шарль, ты сам должен ей объяснить, что мне придется вскоре ее покинуть. Могу сказать, что она станет сильно злиться. — Он помолчал. — Для меня все складывается не так плохо. Мне нравится жить в лесах, на свежем воздухе, особенно мне нравятся места возле Оттавы. И… индейцы.

Д'Ибервилль начал возражать:

— Поль, они нравились бы тебе гораздо меньше, если бы ты видел лежащего беднягу Дюжину и Еще Одного с торчащей у него из спины стрелой, — он перекрестился. — Я прослезился, стоя над телом этого бедняги, и клянусь, что они заплатят за его смерть!

— Я тоже рыдал, — признался Шарль. — Лонгей уже не будет без него прежним.

Поль был самым спокойным и добродушным из всех братьев, но он принял смерть повара поразительно рассудительно, и его братья никак не могли его понять.

— Что вы ожидали! Индейцам мы тут не нужны, и они будут сражаться с нами до конца за земли, ранее принадлежавшие им. Если бы наши молодые парни сделали то, что сделали их воины, мы бы называли их героями. Однажды стрела пролетела через открытую дверь домишка старика Киркин-хенда и пришпилила одну из его ужасных шляп на стене. Другая влетела во двор в Шамбли. Таким образом они нас предупреждают, что постоянно следят за нами, презирают нас, и чтобы мы не ждали от них мира. Но сейчас они спустились далеко вниз по реке Ришилье, — он начал резко жестикулировать. — Шарль, мне очень жаль, что стрела поразила нашего повара, но я не стану захлебываться от ненависти к индейцам, хотя они пытались сбить с нас спесь. Д'Ибервилль продолжал возмущаться:

— Мой дорогой Поль, ты можешь сколько хочешь изображать из себя философа, но я клянусь, что не прощу им смерть нашего друга Дюжины и Еще Одного до тех пор, пока с десяток их вонючих скальпов не окажется в моей коллекции. За смерть одного платят десятком смертей врагов!

Де Марикур тихо заметил:

— У нас с тобой разные точки зрения.

В комнату внесли длинный стол и расставили кресла: во главе стола поставили большое кресло, а остальные — вдоль стола по пять. Братья сели. Пока был жив их отец, он всегда сидел в кресле во главе стола, и с тех пор его никто никогда не занимал. Шарль сел справа от этого места. Следующее кресло рядом с ним осталось пустым, потому что принадлежало второму сыну Жаку, мсье де Св. Елена. Он погиб смертью храбрых, защищая Квебек от англичан девять лет назад. Д'Ибервилль сел в третье кресло, а Поль занял четвертое. Последнее кресло принадлежало Франсуа, убитому в сражении при Оней-да, его тоже никто не занял.

Напротив Шарля оставалось свободное кресло. Но оно пустовало не из-за смерти владельца. Оно принадлежало Жо-зефу, мсье де Серини. Он вел суда из Франции, спеша на встречу с Д'Ибервиллем в Ньюфаундленде. Второе кресло также оставалось пустым, и это было очень грустно, потому что на нем сидел ранее храбрый Луи. Это место было против Д'Ибервилля. Все члены семейства помнили, как парочка