— Папа обещал вернуться через три недели, — ответила девушка.

— Он получил мое письмо? — как бы между прочим поинтересовался Кэндал.

— Да…

— Ну что ж… — он слегка поклонился Елене. — Еще раз извините за вторжение, мисс. Вы же знаете, у нас с вашим отцом кое-какие дела… Мне пора.

Кэндал пошел к выходу из холла, но у самой двери вдруг остановился.

— Да, чуть не забыл. Вы не знаете, не сохранилось ли случайно у вашего отца письмо, которое он получил от меня?

— Конечно.

Елена проскользнула мимо мамы Иду, стоявшей на ступенях лестницы, которая вела на второй этаж, и через минуту сбежала вниз с листком бумаги в руках.

Кэндал осторожно взял его, мельком просмотрел, потом с подчеркнуто безразличным видом сложил вдвое и сунул в нагрудный карман.

— До свидания…

Он дружески улыбнулся всем по очереди, но ответила ему одна Елена. Дверь за Кэндалом закрылась, во дворе взревел мотор «джипа», и только тут Елена заметила напряженное выражение на лицах Жени и африканки.

— Джин! Мама Иду! Что с вами? — тревожно спросила она.

Мама Иду с сомнением покачала головой:

— Нет, здесь что-то не так. Слыхано ли — из-за листка бумаги врываться в дом ни свет ни заря и без всякого стыда будить молодую леди! — проворчала она.

Женя молчал: что он мог сказать? Что он знал? И вдруг в голову ему пришла неожиданная мысль.

— Мама Иду, — поспешно выпалил он, боясь, что в следующую секунду у него не хватит духа поделиться казавшимся ему самому абсурдным планом. — Это правда, что ваш сын работает в госпитале… в Колонии?

Мама Иду с подозрением прищурилась:

— Ну и что? Один раз я даже ходила туда. Но, клянусь богом грома Шанго, этот путь тяжелее, чем крестный ход Спасителя…

— Не богохульствуй, мама Иду, — попросила Елена. — Ведь ты христианка…

— Когда припрет, всех богов разом вспомнишь, — не сдавалась африканка. — А уж я насмотрелась тогда на святые кресты тугов — как пошли лить они сверху пламя! Ни человека, ни зверя, ни птицы не щадят. Все горит, как в преисподней. А ведь тоже христиане.

Елена испуганно прикрыла ладонью рот.

— Ой да что же ты меня, старую, слушаешь! — заметив это, охнула африканка. — Ты верь в то, чему тебя учили в школе святого Амброзия. Может, те туги и не христиане вовсе. Ведь не могут христиане такого творить, что они делают в Колонии…

— Мама Иду! Послушайте, мне нужно попасть туда. Как можно скорее! — с отчаянной решимостью выпалил Женя.

Мама Иду удивленно посмотрела на него.

— Так вот оно что, — произнесла она вдруг упавшим голосом. — Горе! Горе нам!

Она вцепилась толстыми пальцами в седые, жесткие завитки своей пышной шапки волос и изо всех сил рванула их.

— Мама Иду! — крикнула Елена, с плачем бросаясь в объятия могучей африканки.

Только теперь Женя осознал, как прав был Кэндал, когда старался показать здесь, будто он не видит ничего тревожного в отъезде отца Жени и Безила Мангакиса в Колонию!

Однако мама Иду не могла долго предаваться отчаянию. Усадив всхлипывающую девушку в кресло, она вихрем примчалась из кухни с бутылками кока-колы, ловко открыла их, наполнила стаканы, сунула в руки молодым людям. Затем подхватила свою огромную сумку:

— На завтрак пожарьте яйца. С беконом. Грейпфруты в холодильнике, свежие. Я принесла сегодня с рынка. А обед я приготовлю, когда вернусь. Я скоро…

Если бы утром кто-нибудь сказал Евгению, что вечером вместе с Еленой и мамой Иду ему придется трястись в кузове армейского грузовика, крытого новеньким брезентом, он бы ни за что в это не поверил. Грузовик отчаянно мотало из стороны в сторону. Шофер, знавший дорогу, что называется, на ощупь, не включал фар — они приближались к пограничной зоне, а генерал Кристофер ди Ногейра хорошо платил своим людям за каждый выслеженный и перехваченный грузовик, доставляющий «солдатам свободы» грузы из Боганы.

Под брезентом было душно и темно. На тяжелых занозистых ящиках, которыми был забит весь кузов, тесно сидели взмокшие от жары молчаливые люди: партизаны, возвращающиеся из госпиталя, молодой директор школы с грузом книг, тетрадок, карандашей, агроном, только что получивший свой диплом где-то за границей и теперь ехавший в освобожденные районы… Изредка кто-нибудь щелкал зажигалкой, и тогда неширокий кружок тусклого света вдруг выхватывал из темноты бородатое лицо, полускрытое густой тенью длинного козырька солдатского кепи, руку, сжимающую ствол автомата, или чей-то туго набитый рюкзак.

— Тебе не страшно? — чуть слышно прошептала Елена.

Она сидела так близко к Жене, что он чувствовал тепло ее худенького плеча и боялся пошевелиться, чтобы она не отодвинулась. Рядом раздавался могучий храп мамы Иду. Африканка заснула сразу же, как только грузовик тронулся и она убедилась, что теперь уже никто не помешает им добраться до недалекой границы Колонии…

Да, лишь с атомной энергией мамы Иду можно было за считанные минуты все устроить. Подобно тарану, она пробила себе дорогу в кабинет командующего армией Боганы майора Марио Сампайо и категорически заявила, что никуда не уйдет, пока он не даст ей разрешения на поездку к сыну, доктору Балла, в Колонию, ей и ее племянникам, вернее — племяннице и племяннику. Изложив свое не терпящее отлагательств дело, мама Иду принялась отчитывать командующего за бюрократизм и отрыв от народа и при этом грозно помахивала объемистой сумкой, из которой торчал ствол автомата. Трудно сказать, что сыграло решающую роль — настойчивость сердитой посетительницы или предыдущий разговор с Кэндалом, но уже минут через пять майор Сампайо молча написал на своем личном бланке разрешение активистке Комитета защиты революции, гражданке Иду Балла вместе с племянниками пересечь границу Боганы в пункте Е, поскольку вышеупомянутая гражданка направляется к своему сыну доктору Жоао Балла, сражающемуся в рядах «солдат свободы».

Елена и Евгений уже позавтракали, когда мама Иду торжественно внесла себя в холл виллы Мангакиса.

— Вот!

Она вытащила из просторного кармана пестрого передника аккуратно сложенный листок бумаги.

— Мы едем в Колонию!

— Что?

Женя вскочил с дивана, чуть было не опрокинув низенький столик, за которым они сидели.

— Как что? Едем в Колонию. В полночь за нами пойдет армейский грузовик.

Вид у мамы Иду был абсолютно невозмутимый, будто она объявила о предстоящем загородном пикнике, а не о поездке в страну, где минировалась каждая тропка, где с неба неожиданно сыпались тонны бомб, где шла жестокая война без законов и правил.

Елена растерянно посмотрела на Евгения.

— Это же… опасно!

— Опасно? — мама Иду презрительно прищурилась. — Опасно для тугов. Пусть они час боятся, а мы у себя дома.