При слове «к ним» он кивнул в темноту буша.

— Ладно, — пораженный последней фразой, буркнул Майк, невольно смягчаясь: да, Фрэнк Рохо был действительно великим человеком!

Охотник поднес ладони к губам: в предрассветной тишине отчетливо застрекотала цикада. Впереди громко отозвалась другая. Рохо протяжно втянул ноздрями воздух, затем коснулся пальцем кончика своего крупного носа.

— Запомните этот знак, капитан. Это значит, что я чувствую их запах. В буше не говорят лишних слов. А теперь покажите, умеете ли вы ходить.

Майк послушно пошел вперед так, как учил его отец, с которым он частенько охотился: быстро и бесшумно.

— Молодец! — донеслось вдруг спереди: Майк даже не заметил, как охотник обогнал его, проскользнув где-то рядом.

Впереди опять громко зазвенела цикада. Рохо сейчас же ответил на сигнал.

— До рассвета мы должны уйти подальше от форта, — твердо сказал он. — Поторапливайтесь! Мои парни ждут нас…

Спустя четыре часа на первом привале, который разрешил неутомимый Рохо своей «Огненной колонне», они, двое белых, лежали на маленькой тенистой поляне, крохотном пятачке в мрачной чаще буша, и пили чай по-английски — с молоком, правда, со сгущенным.

«Десперадос» так ни разу и не появились, как ни высматривал их Майк все эти четыре часа быстрого шага, почти бега, по еле заметным звериным тропам. Лишь иногда он замечал сломанную ветку, да порой в стороне или впереди перекликались какие-то лесные птицы. Впрочем, возможно, виной всему была бешеная гонка в душном, гнилом буше, когда все силы уходили на то, чтобы не отстать от Рохо…

Теперь, когда они расположились на поляне, которая каким-то чудом, известным одному Рохо, оказалась рядом с тропой, Майк наконец смог по-настоящему отдышаться, и первое, что он сказал, было:

— Я понимаю, Фрэнк, почему вы отказались от моих командос. Белым такого темпа не выдержать.

Рохо покачал головой:

— Мы с вами белые.

— Но мы родились в Африке! — горячо возразил Майк и лукаво прищурился. — Кстати, мне показалось, что вы осуждаете капитана Гомеша за его близость с черными?

Тогда-то Рохо и произнес свой афоризм, который Майк потом вспоминал не раз: «Мне все равно, какого цвета кошка — белая или черная, лишь бы она хорошо ловила мышей».

— И все же почему мои командос вас не устраивают? — Майк сделал упор на слове «мои».

Лицо Рохо стало жестким:

— Я привык быть уверенным в исходе дела, за которое берусь.

— Значит, португальцы менее надежны, чем ваши «отчаянные»? Но почему? — настаивал Майк, хотя чувствовал, что это неприятно охотнику.

Фрэнк сорвал ярко-зеленую травинку, перекусил ее белыми крупными зубами. Одна половинка упала и запуталась в его густой бороде.

— Я не верю в португальцев, — наконец выдавил из себя Рохо и холодно посмотрел Манку в глаза. — Им не за что здесь воевать.

— А вы? За что воюете вы? — Майк даже подался вперед: что ответит Великий Охотник?! Рохо помолчал, словно собираясь с мыслями.

— Я всю жизнь охотился на зверей. Когда-то это была честная игра: человек с копьем и, скажем, лев имеют примерно одинаковые шансы. Позднее она превратилась в спорт, приносящий деньги. Но когда люди вооружаются автоматическими винтовками и бьют зверей разрывными пулями, не выходя из автомобиля, это уже нечестно. Тогда лучше уж охотиться на себе подобных. Это тоже и спорт, и деньги… А от ваших солдат-португальцев я отказался потому, что мы отправились не на парад, а на серьезное дело. К тому же мятежники не сразу будут оповещены из форта, что мы ушли в рейд.

— Из форта? — удивленно переспросил Майк. — Значит… там есть предатель?

Охотник поморщился:

— Вы мыслите устаревшими категориями, капитан. В современной войне есть разведчики, а не предатели. Это такие же солдаты, как мы, только по ту сторону фронта. Просто тому их человеку в форте не повезло: туги имеют своих людей в штабе Кэндала, и его засекли. Тише!

Кусты близ тропы бесшумно раздвинулись, и на поляну скользнул африканец в пятнистой форме, с автоматом. Он небрежно подбросил пальцы к длинному и узкому козырьку матерчатой шапочки и быстро затараторил что-то на местном диалекте.

Выслушав его, Рохо помрачнел и задумался. Потом бросил несколько резких фраз. Африканец кивнул, опять небрежно козырнул и исчез так же бесшумно, как и появился.

— Что-нибудь случилось? — встревожился Майк.

— Неподалеку небольшая деревня. Жители заметили нас, — безразлично ответил командир «десперадос».

— И что же теперь? — Рохо пожал плечами:

— «Десперадос» знают, что надо делать в таком случае…

Сын мамы Иду, доктор Балла, хорошо говорил по-русски. Это был крупный мужчина с наметившимся брюшком и тяжелыми мускулистыми руками, его иссиня-черная кожа резко контрастировала со снежной белизной новенького халата, а уверенная манера держаться, громоподобный голос и широченная улыбка, обнажавшая ослепительно белые крупные зубы, сразу внушала доверие.

— Ну-с, молодой человек, — сказал он по-русски Евгению (так и сказал, как доктор чеховских времен, — «ну-с»). — Так кто же кого втравил в эту авантюру? Вы маменьку или она вас?

Большие прищуренные глаза его весело блестели, на округлых пористых щеках при улыбке появлялись ямочки.

Гостей доктор Балла принимал в своем кабинете — просторной хижине, построенной из пальмовых ветвей. Ящики из-под снарядов базукя заменяли и стол, и стулья, и книжные шкафы. Зато сверкающий никелем и стеклом, госпитальный шкафчик, словно музейные сокровища, демонстрировал аккуратно разложенные на полках медицинские инструменты.

Мама Иду заговорила на местном диалекте, непонятном ни Евгению, ни Елене. Она стояла посреди кабинета, уперев толстые руки в крутые бока, и что-то громко и возмущенно доказывала улыбающемуся сыну.

Неожиданно доктор Балла поднял руку.

— Хорошо, мама, — сказал он по-английски. — Я, конечно, рад видеть и тебя, и твою воспитанницу, и этого молодого человека. Но давайте все-таки разберемся по порядку — что это вы вдруг подхватились и помчались в наши края? Спасать Корнева и Мангакиса? Это же смешно — что можете сделать вы здесь, в буше? И потом, кто вам сказал, что с ними что-нибудь случилось?

Доктор потер свой тяжелый подбородок. Глаза его стали серьезными.

— Они ушли от нас вчера утром. С ними был товарищ из центра. У нас не принято расспрашивать о заданиях, и мне трудно сразу сказать, где они сейчас, но я… — Доктор оборвал фразу и прислушался, поднес палец к толстым губам, давая знак помолчать.

И в наступившей тишине все услышали легкое, далекое жужжание. Оно то исчезало, то появлялось вновь. Потом стало нарастать.

— «Дорнье», — устало вздохнул доктор. — Они знают, что наш госпиталь где-то здесь, и бомбят по