на мои уговоры и объяснил, где они назначили встречу.

— Как тебе это удалось? Вырвал у него пару зубов?

— Нет. Я сказал ему, что нашел сотовый телефон на заднем сиденье моего такси, а его номер был заложен в память первым.

— И он ответил, что совсем недавно кто-то украл мобильник у его племянницы. Откуда ты все это знаешь?

— Я нашел сотовый, который ты сунул под кровать Фальми, чтобы подставить его.

— Значит, Стэдмен дал тебе описание и рассказал, где она будет его ждать, чтобы ты мог вернуть находку. Умно, — кивнул Чарли. — Должен признать, я испытываю облегчение и разочарование одновременно. Пойми, я получал массу удовольствия от нашего общения в Сети. Мне очень жаль, что этому пришел конец, но поговорить начистоту тоже приятно…

Джек ударил его пистолетом в челюсть. Голова Чарли дернулась назад; машина резко вильнула вправо, но затем Чарли взял себя в руки. Искоса глянув на Джека, он усмехнулся. С уголка губ тонким ручейком бежала кровь. Чарли сплюнул выбитый зуб на приборную доску.

— Хе. Наверное, этого следовало ожидать, — сказал он.

— Ты будешь умирать долго, — пообещал Джек.

— Перед тем как ударить меня снова, подумай о другом… Я похитил Никки.

— Чем докажешь?

— Сто шестьдесят пять сантиметров без обуви, яркие голубые глаза, красивый загар и браслет, увешанный амулетами, к которому она очень привязана; я даже не сумел его снять. Могу поспорить, каждая из висюлек напоминает ей какую-нибудь погибшую подругу… именно поэтому ты с такой легкостью убедил ее помогать тебе? Я прав?

— Расскажи, как ты нашел ее.

— Ты и вправду гениален, Джек! Твое секретное орудие? Проститутка! Вспомни о специалистах, которые считают Следователя копом, который беззастенчиво пользуется доступом к внутренним сведениям, избавляя мир от серийных убийц… Оказывается, его сведения куда более «закрытые», чем все думают, — Чарли от души рассмеялся, показывая окровавленные зубы. — Ого, подумать только! Бэтмен оказался сутенером при Робин! «Оттянись, Чудо-Мальчик, только не забудь про „летучие“ презервативы!»

— Скажи, где она.

— Связана по рукам и ногам, и кислород ей подается в ограниченных дозах, — сказал Чарли. — Жить ей осталось не больше часа. Как думаешь, тебе по силам сломать меня за час, Джек?

— Нет.

— Отлично сказано! Ты превосходно завершил партию, Джек, но я игрок со стажем… Я догадался, что, покончив с Гурманом, вы с Никки должны были слегка повздорить. Все прошло не совсем по плану, да? Полицейские отчеты не изобиловали подробностями, но из них, скорее, следовало, что к Гурману вломились грабители. Никаких намеков на допросы.

— Я прогнал Никки на все четыре стороны. Всегда можно найти другую шлюху.

— Великолепно, Джек. Всегда веди переговоры с позиции силы… а знание и есть сила. Хочешь знать, как я ее нашел? Легко. Я не терял ее. Никки Джаспер. Тридцать четыре года. Уроженка Торонто, день рождения — 11 апреля. Три года назад я нанял частного детектива, который с тех пор присматривал за тобой, Джек… уродливый коротышка, зато весьма эффективный работник. После того как ты завербовал Никки, я постарался узнать о ней как можно больше. Видишь ли, я всегда возлагал на тебя большие надежды, Джек. Я присматривал за тобой… С самого начала.

— Ты знал, что Следователь — это я. Все это время.

— Ну конечно. Я был хореографом твоего танца, Джек. Я мог остановить тебя в любую минуту… но зачем? Неужели ты не понимаешь, насколько мы похожи с тобой? В этом мире нет никого — никого! — кто совершил бы то, чего мы добились вдвоем. Мы — персонажи будущих легенд… и когда ты расстался со своею приятельницей, я понял, что она, скорее всего, вернется в Ванкувер. Как и ты. Что ни говори, а связь между вами была и остается весьма прочной. Думаю, смерть — единственное, что связывает людей крепче, чем секс. А как думаешь ты, Джек?

— Куда мы направляемся? — Они ехали уже несколько минут; Чарли вел машину на юг, к индустриальным кварталам по ту сторону Хастингса.

— Хочу показать тебе кое-что. Не беспокойся, Никки будет поблизости. Может, тебе даже удастся спасти ей жизнь… если ты еще пару минут послушаешь мою болтовню.

Чарли вырулил на усыпанную гравием площадку перед двухэтажным складом. Над дверью висела потускневшая, едва читаемая вывеска: «Ким Люк Импортс».

Чарли выключил зажигание:

— Пойдем, Джек. Не так уж и многие видели это.

Он вышел из машины; Джек последовал его примеру, не опуская пистолета. Чарли занялся замком на двери парадного входа, похоже перестав замечать, что Джек держит его под прицелом.

Войдя в здание, Джек обнаружил, что ошибся в своих ожиданиях: потолок здесь был не выше обычного, а прямо вперед уходил узкий коридор, тянувшийся до дальней стены здания, по меньшей мере метров тридцать. По обе стороны коридора виднелись расположенные в равных интервалах двери. Чарли щелкнул переключателем, и над их головами вспыхнули направленные пучки света.

— Вот она, моя настоящая галерея, — сказал Чарли. — Я напрямую ответственен за все произведения, что здесь хранятся. Ни одно из них не было создано без моего участия. Подумай об этом, Джек, — прежде чем что-то предпримешь.

Между тем Джек впервые смог хорошенько разглядеть маскарадный костюм, в который был одет Чарли: блестящие латы с нагрудником из цветного стекла, образующего какой-то солярный символ, синяя тога с вышитыми на ней солнцами, обувь и рукавицы из кожи с полированными бронзовыми накладками. Чарли выглядел как современное воплощение Нерона, императора безумия и огня.

Джек поднял пистолет.

— Десять минут. После чего ты отведешь меня к Никки… или я сожгу все, что здесь есть, предмет за предметом, и заставлю тебя на это смотреть.

С лица Чарли мигом сползла улыбка. Он кивнул.

— Согласен. Прошу сюда…

Все содержимое первой комнаты было сотворено из света.

По крайней мере, так показалось Джеку. Художник воспользовался различными источниками — неоновыми трубками, обычными и кварцевыми лампами, даже компьютерными мониторами — и затем перенацелил световые потоки при помощи зеркал, линз, цветных фильтров. Отдельные изображения высвечивались или отражались, дробились на фрагменты или причудливо искажались в нацеленных на них лучах. С потолка свисала люстра — зеркальные осколки, подвешенные на алых, ярко пылавших электролюминесцентных проволочках. В центре люстры помещалась стеклянная фигура обнаженной танцовщицы — женщина с воздетыми ввысь руками. В ногах ее была помещена лампа, симулировавшая дрожание свечи; казалось, вся фигура целиком наполнена светом. Каждая черточка, каждая деталь тела танцовщицы была выделена, подчеркнута светом, от напряженных мускулов икр до восхитительно плавных линий между бедрами и грудью. Окружающие фигуру осколки медленно вращались: одна сторона была чисто зеркальной, вторую же покрывала блестящая фольга в тоненьких складочках, дававшая искаженное, изломанное отражение. Осколки висели так густо, что всю фигуру целиком не было видно: взгляд зрителя мог выхватить лишь проблески подлинной красоты в хаосе непредсказуемо деформированных, пронзительно острых отражений.

На ярлычке стояло бесхитростное название: «Память». За всю свою жизнь Джек не видел ничего прекраснее.

Здесь были и другие произведения: гроздь голубых неоновых букв, настолько тесно переплетенных, что ближе к центру светящиеся линии образовывали настоящий лабиринт; Джек сумел разобрать слова «КОЖА», «РАДОСТЬ» и «УТРАТА». Здесь были образы, спроецированные на колышущиеся шелковые экраны, цветные мозаики из стекла и даже голограмма, висящая в наполненном жидкостью сосуде в форме слезы. Один и тот же женский образ присутствовал почти в каждой работе.

— Ты убил ее, — сказал Джек.