серьезных людей позвал, а сам тут устраиваешь какой-то цирк. Зубы где взял?

– У племянника одолжил. – Челюсть шлепнулась на крыльцо, противно хрустнула под наступившим на нее ботинком. – Думал, прикольно получится, а вы совсем без юмора.

– Я с юмором, – подал голос приободрившийся Зубарев, – я тебя, Валик, сразу узнал.

– А чего ж, если узнал, чуть дверь от страха не снес? – Валик поднялся на крыльцо, зазвенел ключами.

– Так это я подыграть тебе решил, думал товарища своего напугать, а он, видишь какой оказался, без юмора…

– В моем деле без юмора никак нельзя, потому что…

Разъяснения Валика потонули в пронзительном скрипе открывающейся двери, под козырьком крылечка ярко вспыхнула лампочка. Значит, электричество в этом царстве мертвых все-таки имеется, просто его экономят.

– Водку принесли? – В бескомпромиссном электрическом свете от готического антуража зубаревского одноклассника не осталось и следа. Высокий, болезненно худой, с копной рыжих волос и редкой щетиной, парень выглядел не особо респектабельно и на роль Харона совсем не годился. Даже подозрительные бурые пятна на мятом медицинском халате не добавляли ему брутальности. Невольно задашься мыслью – а стоит ли такому заморышу что-либо доказывать?

– Обижаешь, – Зубарев кивнул на стоящий на крыльце пакет с провиантом.

– А пожрать? Жрать что-то хочется. – Валик-Франкенштейн уже окончательно оправился от пережитого унижения и теперь давал понять, что ситуация под контролем и главный в ней именно он, а не какие-то там залетные гости.

– И выпить, и пожрать, – Зубарев в нетерпении пританцовывал перед распахнутой дверью, но войти не решался. – Ну, что ж ты нас на пороге держишь, что ж не приглашаешь в свою обитель страха?

– Обитель страха – как ты хорошо сказал, – Франкенштейн приосанился. – Главное, чтобы вы потом не пожалели. – Его рябая от веснушек морда расплылась в зловещей улыбке.

– Не пожалеем. – Монгол, которому ритуальные танцы на крылечке изрядно надоели, оттер Франкенштейна от двери и решительно переступил порог.

На первый взгляд ничего ужасного в «обители страха» не наблюдалось. Если не принимать во внимание явные следы запустения. Длиннющий, похожий на тоннель коридор с облупившейся грязно-зеленой краской на стенах терялся в темноте. От выложенной в шахматном порядке черно-красной плитки рябило в глазах. Пол, казалось, бугрился и вздыбливался под ногами. А может, это был вовсе не оптический обман, а разгильдяйство плиточников. Выяснять причину Монголу не хотелось.

– Куда идти? – спросил он не оборачиваясь.

– Прямо по коридору, – в голосе Франкенштейна послышались злорадные нотки, – там в самом конце будет лестница в подвал.

– А нам в подвал? – подал голос Зубарев.

– Да, Леонид, нам в подвал. – Злорадные нотки сменились зловещими.

Монгол поморщился. Происходящее не нравилось ему все больше и больше. И не из-за страха. Коль уж этот рыжий заморыш тут обитает и со страху не умирает, то ему-то чего бояться? Просто неприятно плясать под чужую дудку, заниматься всякой ерундой, да еще в столь несимпатичном месте.

– А что в подвале? – не унимался Зубарев.

– Так они.

– Кто?

– Жмурики. – Франкенштейн щелкнул выключателем, и коридор осветился мертвенно-белым светом. – Вы ж сюда не просто так пришли, ребята? – Он обернулся, с вызовом посмотрел на Монгола, подмигнул притихшему Леониду. – Вы ж смелые и решительные, у вас же жизнь – сплошные стрессы. А мы тут так – ромашки нюхаем.

– Ромашки? – Зубарев потянул носом, – Что-то не особо тут ромашками пахнет. Химия какая-то.

– Формалин это, раствор для консервирования.

– А что консервируете?

– Огурцы, блин! Ты, Зубарь, что, совсем дурак? – Франкенштейн окинул побледневшего Леонида снисходительным взглядом и скомандовал: – Ладно, хватит разговоры разговаривать. За мной!

Коридор только сначала показался похожим на тоннель, а на поверку выходило, что состоит он не только из облупленных стен и бугристого пола, но имеет еще и два ряда дверей, выкрашенных все той же унылой зеленой краской. Скорее всего, в обычные дежурства, не обремененные гостями и жаждущими приключений экскурсантами, зубаревский одноклассник коротает ночки за одной из этих дверей. Небось дрыхнет себе на кушетке под зажженной настольной лампой и о своих необычных соседях думать не думает. А тут, видишь, перья распустил, челюсть вампирскую вставил, ужасами пугает. Тьфу…

– Вот уже почти пришли. – Франкенштейн притормозил перед единственной забранной решеткой дверью, загремел ключами.

– А решетка зачем? – Зубарев дернул его за рукав халата.

– Чтобы они не выбрались, – сообщил Франкенштейн зловещим шепотом.

Уточнять, кто «они», Леонид не стал, прижался спиной к облупленной стене, прикрыл глаза. Боится друг. Видно, что боится. Так зачем же поперся черт знает куда, черт знает зачем?! Да еще и его с собой потащил. Хотя зачем потащил, понятно – для смелости. Если бы не Монгол, лежать бы сейчас Леониду на крылечке в глубоком обмороке, а потом еще долго посещать какого-нибудь дорогущего психотерапевта, чтобы избавиться от страха перед всякой нечистью. А одноклассничек его хорош, ради какого-то вшивого самоутверждения готов человека довести до нервного срыва. Монгол посмотрел на наручные часы – второй час ночи. Хорошо хоть, что водку с собой прихватили, будет чем время убить.

Вопреки ожиданиям в подвал вела не лестница, а пологий спуск. Облупленную краску на стенах сменила белая плитка с кое-где нарисованными на ней красными стрелками и бегущими человечками, видимо, указывающими направление экстренной эвакуации. Только вот странно, человечки бежали не вверх к зарешеченной двери, а вниз. Может, из этого царства мертвых ведет какой-нибудь подземный ход?

Монголу однажды довелось лежать с переломом в больнице, и от нечего делать он подробно изучил тамошнюю архитектуру. Получалось, что больница – это не только надземная часть, но еще длиннющие подземные коридоры, вот типа такого, соединяющие между собой корпуса, пищеблоки и хозяйственные постройки. Так что не исключено, что человечки бегут в правильном направлении, к какому-нибудь административному зданию или котельной.

Кстати, в отличие от своего надземного собрата этот коридор особой антипатии не вызывал. Единственное, что раздражало, – гулкое эхо, из-за которого казалось, что идут не три человека, а рота солдат.

– Долго еще? – Зубарев хорохорился, но чувствовалось, что о своем опрометчивом поступке он уже пожалел не единожды.

– Скоро, не дрейфь. – Франкенштейн вышагивал бодро, расстегнутый халат развевался за его спиной, точно рыцарский плащ. А следом по кафельной стене кралась долговязая тень, с виду совсем самостоятельная, автономная от своего придурковатого хозяина. От этой кажущейся автономности Монголу вдруг стало не по себе, захотелось на свежий воздух, а еще лучше – обратно в бар. Чтобы прогнать наваждение, пришлось спешным порядком разозлиться, благо, повод для недовольства имелся. Ладно Ленька, романтик и офисный авантюрист, ладно этот больной на всю голову Франкенштейн, но он-то сам – мужик серьезный и здравомыслящий. Зачем, спрашивается, впутался в такую идиотскую историю?! Но теперь-то уж что? Назад дороги нет.

Пока Монгол на чем свет костерил себя за мягкотелость и излишнюю подверженность чужому влиянию, окружающий подземный мир начал меняться. Сначала изменения были нестрашными: коридор стал у€же из-за приткнутых у стен пустых каталок. А вот дальше… Дальше каталки оказались заняты. Под бурыми простынями отчетливо угадывались человеческие тела, кое-где выглядывали босые ноги с привязанными к синим щиколоткам бирками. Голливуд, только страшнее.

– Это еще что? – Голос Зубарева сделался слабым и хриплым.

– Они, – буркнул Франкенштейн, не замедляя шаг. – Сейчас же лето – пора отпусков. Врачей не хватает, всех жмуриков за смену вскрыть не получается. Вскрывают только самых важных, тех, из-за которых