дочку по растрепанной головке.

– А меня тетя сюда привела, – дочка улыбалась широко и безмятежно.

– Какая тетя? – он переглянулся с вмиг насторожившимся Евсеем.

– Красивая очень тетя, с волосами такими, как у меня в медальоне, – дочка вытащила из-за пазухи медальон. – Я сначала лисичку увидела, близко-близко, побежала за ней в лес. Папочка, я не хотела далеко от лагеря уходить, – она обняла его за шею, заговорила громким шепотом: – А потом из леса тетя вышла и меня с собой позвала. Она хорошая, честное слово! Она меня совсем не обижала, наоборот, секретик показала.

– Какой секретик, солнышко? – Поверх дочкиной головы Иван Владимирович посмотрел на Евсея. Лицо у проводника сделалось бледное, что мел, а во взгляде читался страх.

– А пойдем покажу! – Дочка потянула его за руку. – Здесь недалеко секретик. – Не дожидаясь разрешения, она подбежала к горе, уперлась ладошками в покрытый мхом камень, и неподъемный с виду валун с тихим скрежетом повернулся вокруг своей оси. Не успели они с Евсеем опомниться, как Валюшка юркнула в открывшийся лаз.

– Ох, лишенько! – Евсей торопливо перекрестился. – Это ж она – Хозяйка. Уходить отсюда надо, товарищ ученый.

– Какое – уходить?! Валюшка там! – Иван Владимирович нырнул в лаз, не раздумывая, зажмурился, привыкая к темноте, а когда открыл глаза, оказалось, что темнота вовсе не кромешная, что откуда-то сверху льется приглушенный солнечный свет и от света этого вода в идеально круглом подземном озере отливает черным.

– Вон там секретик! – Валюшка стояла у самой кромки воды, показывала пальчиком куда-то в центр озера.

Иван Владимирович вгляделся в толщу воды. На мгновение ему померещилось, что озерная чернота неоднородная, что там, куда показывает дочка, виднеется прямоугольная тень.

– Что там, солнышко?

– Сундук! – Валюшка в нетерпении притопнула ножкой. – Тетечка что-то непонятное сказала, вода ушла, а сундук остался.

– А в сундуке что было, ты видела?

– Ай, неинтересное! – дочка махнула рукой. – Сундук красивый, большой, а внутри какие-то камни желтые.

– То лисье золото, – послышался за их спинами усиленный эхом голос Евсея. – Клад, который Демьян Субботин перед своей смертью схоронил. Все знали, что было золотишко-то, а как Демьян руки на себя наложил, оказалось, что нет ничего.

– Посмотреть бы. – В Иване Владимировиче проснулся вдруг естествоиспытатель. – Как думаешь, здесь глубоко?

– Эй, ты, малахольный! – Евсей вдруг схватил его за грудки. – Ты что это удумал?! Нельзя это золото трогать! Нельзя Хозяйку злить!

– А если тронем, то что? – Он уже и сам начал заводиться, ощутил вдруг в себе непонятную, доселе невиданную злость.

– А вот что! – Евсей кивнул куда-то в сторону, и сердце у Ивана Владимировича испуганно екнуло. Из темноты на них скалился человеческий череп…

– Это кто? – Иван Владимирович попятился.

– Не знаю. Может, старший брат Митяя Леонова, того, что у Демьяна проводником был, – Евсей говорил, а сам тащил их с Валюшкой прочь от воды. – Когда Митяя с перерезанным горлом в Лисьем ручье нашли, брат его в тот же день в тайгу ушел да так и не вернулся, видать, догадался про пещеру.

– А тут с ним что случилось? – Отвести взгляд от человеческих останков не было никаких сил.

– А поди да у него самого спроси! – Евсей с силой дернул его за рукав, так, что затрещала ткань, вытащил вместе с Валюшкой из пещеры, спиной навалился на валун, закрывая вход и, не переведя дыхания, скомандовал: – Все, товарищ ученый, дочку свою ты нашел, больше нам тут делать нечего. Уходим!

Обратно шли быстро, Иван Владимирович едва поспевал за Евсеем, который хоть и нес на плечах Валюшку, а темп не сбавлял. А еще ведь нужно было замеры делать да кое-какие заметки на планшете рисовать. Хоть память у него в некотором смысле и феноменальная, но с компасом оно как-то надежнее.

Заговорили, только оказавшись на твердой земле.

– Ты бумажки-то свои сожги от греха подальше. – Евсей сердито посмотрел на его походный планшет. – И про пещеру забудь.

– А если там и в самом деле золото? – Иван Владимирович перешел на шепот. – Неужто тебе не хочется…

– Хочется, – Евсей не дал ему договорить. – Да вот только жить мне еще более хочется. Ты, товарищ ученый, не ведаешь, с кем столкнулся. Если она, – он сделала многозначительную паузу, – разгневается, я за наши с тобой шкуры и гроша ломаного не дам. О себе не думаешь, вон о ней, – Евсей кивнул в сторону Валюшки, – подумай. Хочешь дите сиротой оставить?

Иван Владимирович не хотел. От одной только мысли, что из-за него с дочкой может приключиться беда, ему делалось плохо, но уничтожить план рука не поднималась. Поэтому к совету Евсея он не прислушался, как вернулись в село, карту составил по всем правилам, а расторопная Сашенька, заприметив неучтенную карту на столе у руководителя, быстренько ее скопировала и занесла в реестр. Вот и получилось, что тайное и тщательно скрываемое едва не стало народным достоянием. Можно было попробовать выкрасть карты из обоих атласов, но рисковать Иван Владимирович не захотел, здраво рассудил, что так даже лучше. Лисья топь никакой геологической ценности не представляет, изучать ее с пристрастием никто не станет, а лучшего места хранения для тайной карты не сыскать. Один из атласов Иван Владимирович сдал заинтересованным органам сразу же по возвращении из тайги, а дубликат на правах руководителя экспедиции оставил у себя. И только после того, как суматоха, связанная с экспедицией, окончательно улеглась, выгравировал внутри Валюшиного медальона контур того камня, который закрывал вход в пещеру, и номер страницы, на которой была карта Лисьей топи. Может, и не сгодится никогда, но пусть будет…

На то, чтобы привыкнуть к новой жизни, у Насти ушло чуть больше месяца. Ровно столько времени ей понадобилось, чтобы разобраться в специфике своей новой работы, познакомиться с персоналом, изучить нравы и повадки постоянных клиентов.

Сашка оказался прав – ничего ужасного в ее работе не было. Администрирование, оно и есть администрирование: где-то присмотреть за порядком, кого-то отчитать, что-то разрулить, угодить клиентам – в общем, сделать так, чтобы и овцы были целы, и волки сыты. Оплачивался этот бесконечный бег по кругу весьма щедро, бывший не скупился. Но немаленькую зарплату Настя отрабатывала с лихвой, не халтурила и не спекулировала своими некогда почти родственными отношениями с владельцем клуба. Им обоим было невыгодно афишировать этот факт совместной биографии: Сашке не хотелось, чтобы подчиненные знали о том, что Настя его бывшая жена, а Насте не хотелось, чтобы всплыла история с ее судимостью. Никто из них это негласное соглашение не нарушал, хотя к концу первого месяца Настя стала замечать, что Сашка не прочь перешагнуть запретную черту и «вспомнить былое». Знала она и эти задумчивые взгляды, и загадочные полуулыбки – успела изучить за годы совместной жизни. Ситуация получалась курьезной и некрасивой. Получалось, что в качестве законной супруги она Сашку не устаивала, а вот в качестве любовницы – пожалуйста. А как же быть с горячо любимой и глубоко беременной Юленькой?..

Первое время Настя старалась на провокации бывшего не реагировать, но однажды, когда его павианьи игры зашли слишком далеко и он попытался завалить ее прямо в своем рабочем кабинете, чаша терпения переполнилась. Во-первых, Настя больно врезала бывшему в пах, а во-вторых, пригрозила рассказать все Юльке. Конечно, определенный риск в этом был: Сашка мог запросто вышвырнуть ее на улицу, и тогда ей