Пули прошли сквозь еловые веки и поразили людей за ними.

— Проткнем ублюдков! — Харпер бросил ружье и снял с плеча винтовку. Он просунул байонет между двумя ветками и провернул лезвие в руке француза.

Нападающие кашляли, кричали, и терли глаза, когда известь дошла до гренадеров.

— Огонь! — выкрикнул Шарп, и вниз, в толпу выпалило множество мушкетов.

Новобранцы выстрелили по форту, но большинство пуль пошло выше. Морской пехотинец, раненый в плечо, продолжал заряжать мушкет, не взирая на боль.

— Вы может победить их! — Фредриксон метнул третий снаряд, разорвавшийся среди полуслепых людей. — Убивайте ублюдков, убивайте их!

Люди заряжали мушкеты так быстро, как только могли. Пули постоянно ударяли в массу французов, все еще продвигавшихся вперед, ибо на передние ряды давили задние.

Шарп сам выстрелил из винтовки.

— Кричите «ура», мерзавцы! Пусть поймут, что проиграли! Кричите!

Лейтенант Фитч попытался крикнуть «ура» с полным ртом крови, но тут же умер.

— Огонь! — прокричал Фредриксон.

Кусок земли перед воротами был наполнен огнем, дымом и пулями. Люди вопили, лилась кровь, они были ослеплены.

— Огонь!

Люди спотыкались, боль в глазах и огонь мешали им, они падали с самодельного моста прямо на скрытые острые палки. По грязноватой воде потекла кровь.

— Огонь!

Люди Харпера, очистив пятачок перед дверным проемом, встали на колено, перезаряжая оружие.

— Огонь, ублюдки, огонь! — Харпер был поглощен битвой, полностью ушел в нее, изливая ненависть к людям, которых он никогда не встречал и с которыми бы с радостью выпил, если бы жизнь сложилась иначе, но эти сейчас люди под его пулями проливали на дорогу кровь. — Огонь!

Последний снаряд взорвался там, где дорога сужалась между двумя плечами гласиса. Французы позади колонны почувствовали, что передние ряды пятятся в агонии, и тоже споткнулись.

— Огонь! — винтовки выплюнули пули в новобранцев. Мальчики с ферм, которые еще пять недель назад не видели мушкета, кашляли кровью на песок.

— Ура! Ура! — иссушенные порохом рты растянулись в улыбке.

— Продолжайте огонь! Выдавливайте их назад!

Лица почернели от пороха. Ногти сорваны и кровоточат от разрывания патронных зарядов, оттягивания курков и кремней. На почерневших лицах, растянувшихся в странном оскале, белеют зубы. Дыхание стало отрывистым. Весь мир сжался до нескольких ярдов, люди заряжали и стреляли, стреляли и убивали, заряжали и заряжали, а другие люди вопили, ползали, полуослепшие раненые тянулись вдоль стен.

Французы попятились назад. Пули постоянно попадали в них. Никто больше не смог бы стрелять из мушкетов быстрее, и никто не предоставлял им такую хорошую цель.

— Огонь! — Шарп, перезарядив винтовку, снова выстрелил. За дымом нельзя уже было различить отдельного человека, но он знал, что враг там, за дымом и послал пулю в клубы дыма.

Харпер, не видя противника, прокричал своим людям прекратить огонь. Он оттащил в сторону сосновое дерево, присел и подозвал Тейлора.

— Боеприпасы.

Они прошли на край рва, отыскали убитых и начали срезать с них патронные сумки. Они оттащили сумки в форт и вернулись, чтобы снова заблокировать дверной проем. Не было времени, чтобы установить оставшуюся пушку на позицию для стрельбы и Харпер, сожалея об упущенном шансе, подошел проверить, что запал все еще торчит из запального отверстия. Стало уже безопасно, и он начал трудоемкий процесс перезарядки своего семиствольного ружья.

Какой-то французский офицер пустил свою лошадь в галоп, чтобы увидеть причину провала атаки, и был замечен двумя стрелками с юго-восточной башенки. Оба выстрелили. И человек и лошадь вздрогнули, кровь хлынула на песок, а раненая лошадь с диким ржанием поскакала по кругу, таща за собой мертвое тело.

— Огонь! — прокричал Фредриксон, и снова множество тяжелых пуль прошло сквозь дым, заставив колонну отшатнуться назад. Барабаны смолкли, лишь один издал звук, затем замолчал и он.

— Прекратить огонь! Прекратить огонь! — Шарп видел, что враг уходит, бежит, и хоть он и хотел стрелять, пока они в пределах досягаемости, но знал, что надо экономить боеприпасы. — Не стрелять! Не стрелять! — он чувствовал ликование от выигранной битвы, от вида поверженного врага. Пространство перед воротами было заполнено мертвыми и ранеными людьми и перепачкано известью, перемешанной с кровью. — Прекратить огонь!

В этот момент началась настоящая атака Кальве с северо-западного угла форта Тест-де-Бюш.

С севера пришли черные тучи. Капитан Палмер видел их, видел серое марево дождя под тучами и рассудил, что этой ночью на форт снова обрушится непогода. Бискайский залив, подумал он, подтвердил свою репутацию, когда штиль внезапно сменился штормом.

И тут на ворота форта пошла атака.

Люди на северной стене повернулись посмотреть. Казалось, что земля вокруг вскипела как котел с водой, котел, исторгнувший дым до небес.

Мушкетный огонь слился в единый продолжительный треск. Его сопровождали крики. Аромат тухлых яиц — запах порохового дыма, стелился над внутренним двором. Палмер видел, как пуля попала в Фитча, видел, как он падал, видел его смерть. Кровь вытекала из его рта, скапливалась на краю и затем капала со стены.

Палмер видел, как группа Харпера метнулась через внутренний двор, топча бесполезную сгоревшую баррикаду, а за ними последовал огонь.

Форт утонул в запахе крови и дыма, но для солдат это был привычный запах.

Палмер, радуясь, что снаряды больше не падают на форт, повернулся к северу. Чайки летали над заливом в четверти мили от берега. Дождь еще был не близко. Под парящими и вопящими чайками двое мужчин с лодок раскидывали сети.

Казалось, что на шум в форте им было наплевать.

Море было пусто. Ни паруса на горизонте.

Палмер думал о жене, оставленной в Грейвсенде, о двух голодных детях, о его надеждах для семьи после окончания войны. Фруктовый сад, думал он, далеко от моря, был бы идеальным местом. Какой-нибудь домик, не большой, но с комнатой, где будут спать дети, еще одна комната для него с Бетти, и помещение, которому несколько книг позволят дать название кабинета. Лошадь, чтобы он мог добраться куда захочет, и возможно его тесть, недовольный, что Бетти вышла замуж за морского пехотинца, одолжит немного денег, чтобы этот морской пехотинец стал садовником.

— Сэр! — стрелок, стоявший близко к Палмеру, посмотрел на залив.

— В чем дело?

— Мне показалось, что я что-то видел.

Палмер всмотрелся туда, но ничего не разглядел, кроме чаек, дерущихся друг с другом возле рыболовных сеток.

Он был уверен, что из-за слабого здоровья старший сын не может жить в большом городе. Угольная пыль и зимние туманы Грейвсенда были губительны для его слабых легких. Двое детей Палмера умерли во младенчестве и были похоронены на кладбище для нищих — у офицера морских пехотинцев не было денег, чтобы позволить щедрые похороны, только простое отпевание. Фруктовый сад еще надо вырастить, думал Палмер, яблоневый сад, обрамленный персиковыми деревьями.

Одобрительные возгласы из ворот заставили его повернуться. Люди на стенах все еще стреляли, но смех дал понять Палмеру, что этот раунд они выиграли. Один Бог знал как. Морские пехотинцы и стрелки заряжали и стреляли, смеясь, и вдруг наступила необычная тишина, все мушкеты прекратили палить, и только ветер шумел над холодным камнем и слышался стон раненых. Вдруг справа от Палмера раздался