враждебное, пнул его ногой, призывая к молчанию. Киллик, который до этого говорил довольно беззаботно, знал, что его слова ударят в чувствительное место и он усилил свои слова тихим голосом, — Не будет мира человеку, повесившего моряка в полный штиль.
Их взгляды встретились. Шарп размышлял, правда ли слова американца. Шарп говорил себе, что это чепуха, просто суеверие, как и солдатские талисманы, но эти слова сильно засели в голове. Шарпа уже проклинали однажды, начертав его имя на могильном камне, и через несколько часов после этого умерла его первая жена. Он нахмурился.
— Дезертиры должны быть повешены. Таков закон.
Все молчали. Харпер возился со своим супом, Фредриксон стоял, облокотившись на дверь. Догерти облизывал окровавленные губы, затем Киллик улыбнулся.
— Все мои люди — граждане Соединенных Штатов, майор. Кем они были ранее уже не ваше дело, не дело моего Президента, и не дело чертового закона. У них у всех есть соответствующие бумаги! Киллик не сказал про то, что все бумаги были сожжены Бэмпфилдом.
— Вы раздаете эти клочки бумаги всем волонтерам, всем! — насмешливо сказал Шарп. — Если бы обезьяна могла нажимать на спусковой крючок, вы бы и ее сделали гражданином Соединенных Штатов!
— А что вы даете своим волонтерам? — Киллик возразил с такой же насмешкой. — Каждый знает, что даже убийца будет помилован, если вступит в вашу армию! Вы хотите, чтобы мы были более деликатны, чем вы сами? Ответа не последовало, и Киллик улыбнулся. — У кого-то, быть может, есть вытатуированные якоря, у кого-то поротые спины, но я заявляю вам, что все они, до единого человека, свободные граждане Республики.
Шарп взглянул в ярко-горящие глаза американца.
— Вы мне просто это говорите? Или вы клянетесь?
— Я могу поклясться на любой библии в Массачусетсе, если вы этого потребуете. Это означало, что Киллик солгал, но он солгал, чтобы защитить своих людей, и Шарп знал, что солгал бы также на его месте.
— Томас Тэйлор американец, — Фредриксон наблюдал за Шарпом. — Вы бы одобрили его повешение, если бы сидели по ту сторону стола?
А если отпустить пленников, думал Шарп, то флот отрапортует в адмиралтейство, адмиралтейство переправит рапорт в штаб конной гвардии, а штаб конной гвардии напишет письмо Веллингтону и тогда вокруг головы Ричарда Шарпа начнет затягиваться петля. Люди вроде Вигрэма, зануды, почитающие устав, потребуют суда и соответствующего наказания.
А если американцев не отпустить, продолжал размышлять Шарп, то Джейн может умереть, и он вернется в Сен-Жан-де-Люз и увидит свежую могилу. Он почему-то поверил, со страстью человека, цепляющегося за любую надежду, что может купить жизнь Джейн, если не повесит моряка в штиль. Он уже потерял одну жену из-за проклятия и не мог рисковать снова.
Он молчал. Суп закипел и Харпер снял его с огня. Киллик улыбался, как будто его не волновал результат разговора.
— Полный штиль, майор, и лед покроет наши лица только потому, что мы сражались за нашу страну.
— Если я отпущу вас, — сказал Шарп так тихо, что даже в ночной тишине Киллику и Догерти пришлось наклониться вперед, чтобы расслышать его голос, — дадите ли вы мне слово, как американские граждане, что ни вы, ни ваши люди, здесь в форте и другие, не поднимут оружие против британца до самого конца этой войны?
Шарп ждал мгновенного согласия, даже благодарности, но американцы молчали.
— А если на нас нападут?
— Убегайте, — Шарп подождал ответа, но его не было, затем, к своему изумлению, понял, что вынужден упрашивать человека не идти на виселицу. — Я не могу остановить Бэмпфилда, у меня недостаточно власти. Я также не могу эскортировать вас в плен, мы в сотне миль за линией фронта! Так что вас заберет отсюда флот и повесит всех вас. Но дайте мне слово, и я отпущу вас на свободу.
Киллик внезапно глубоко выдохнул, и это был первый признак того, что он испытывает страшное напряжение.
— Я даю вам свое слово.
Шарп посмотрел на ирландца.
— А вы?
Догерти в замешательстве взглянул на Шарпа. — Вы всех нас отпустите? Всю команду?
— Я же сказал, что да.
— А как мы можем быть уверены, что …?
Харпер что-то сказал по-гэльски. Он говорил недолго, резко, и непонятно для всех в комнате кроме него самого и Догерти. Американский лейтенант выслушал здоровяка ирландца, затем взглянул на Шарпа с неожиданной покорностью.
— Я даю вам слово.
Корнелиус Киллик протянул руку.
— Но если на меня нападут, майор, и я не смогу убежать, то клянусь Богом, я буду драться!
— Но сами вы не будете искать драки?
— Не буду, — сказал Киллик.
Шарп, чья голова раскалывалась от боли, откинулся назад. Харпер принес котел с супом и налил его в пять мисок. Подошел и сел Фредриксон, Харпер сел рядом с ним, и только Шарп не ел. Он посмотрел на Киллика, и спросил очень усталым голосом.
— Ваш корабль поврежден?
— Да, — легко соврал Киллик.
— Тогда я предлагаю вам направиться в Париж. Американский консул отправит вас домой.
— Несомненно, — улыбнулся Киллик. Он съел пару ложек супа. — И что теперь, майор?
— Доедайте суп, собирайте своих людей и уходите. Я прослежу, чтобы на воротах не возникло проблем. Без оружия, разумеется, кроме ваших офицерских шпаг.
Киллик уставился на Шарпа так, будто не поверил своим ушам.
— Мы просто уйдем?
— Вы просто уйдете, — сказал Шарп. Он оттолкнул свой стул назад, встал и вышел из комнаты. Он прошел во двор, глядя наверх, и убедился, что флаг Великобритании, поднятый моряками на флагштоке, безжизненно свисает в безветренном, туманном небе.
Был полный штиль, безмолвие, ни дуновения, и вот Ричард Шарп отпускает врага и нельзя точно сказать, делает он это ради чести, или потому, что близится конец войны и достаточно смертей, или потому, что это просто доставит ему удовольствие.
Он почувствовал слезы на глазах, на которых не так давно была кровь, затем пошел к воротам, чтобы убедиться, что никто не остановит команду «Фуэллы». Его жена будет жить и Шарп, впервые с тех пор как отплыла «Амели», почувствовал облегчение, также как и американцы.
Глава 9
—
—
