лицемерие.

— Нужно щадить чувства людей.

— Ты права. Но у меня ведь тоже есть чувства, — сказала она.

— Я чем-то тебя обидела?

— А как ты думаешь?

— Боюсь, что я чего-то не понимаю.

— Потому что ты совсем обо мне не думала. Поэтому ты и не понимаешь.

— Я всегда о тебе думаю.

— Это все равно что сказать: я богата, но я не дам тебе ни цента. Какая мне разница, о чем ты там втайне от меня думала?

Я не знала, что сказать.

— Ты мне больше не звонишь. Ты ни разу не приехала ко мне с тех пор, как он погиб. — В ее голосе звучала давно копившаяся боль. — Я писала тебе, но ты никогда не отвечала на мои письма. И вдруг вчера ты звонишь мне и просишь меня приехать, потому что тебе что-то понадобилось.

— Я не хотела, чтобы это выглядело именно так.

— С мамой то же самое.

Я закрыла глаза и прислонилась лбом к холодному стеклу.

— Ты переоценивала меня, Люси. Я далека от совершенства.

— Я не идеализировала тебя. Но я думала, что ты другая.

— Я не знаю, как мне защищаться, когда ты говоришь мне такое.

— А ты и не можешь защититься! Я смотрела, как серая белка прыгала по забору моего двора. Птицы клевали зернышки среди травы.

— Тетя Кей?

Когда я, повернувшись, посмотрела ей в глаза, я впервые увидела в них горечь.

— Почему мужчины всегда важнее меня?

— Нет, Люси. Это не так, — прошептала я. — Поверь мне.

На обед моей племяннице захотелось салата из тунца и кофе с молоком. Пока я сидела возле огня и редактировала статью для журнала, она копалась у меня в шкафу и в ящиках комода. Я старалась не думать о том, что кто-то берет мои вещи, складывает их не так, как я, и вешает мою куртку не на те плечики, на которых она висела. Люси обладала даром заставлять меня чувствовать себя в роли Железного Дровосека, ржавеющего в лесу. Неужели я становилась такой косной, серьезной, «взрослой», какую невзлюбила бы сама, будь я в ее возрасте?

— Ну, как тебе? — спросила она, появившись из моей спальни в половине первого. На ней был один из моих теннисных тренировочных костюмов.

— Мне кажется, у тебя ушло слишком много времени, чтобы найти себе только это. Однако он сидит на тебе превосходно.

— Я нашла еще кое-какие неплохие вещички, но в основном вся твоя одежда чересчур тяжеловата. Все какие-то официальные костюмы или темно-синего, или черного цвета, серый шелк в едва заметную полоску, хаки с кашемиром и белые блузки. У тебя, должно быть, штук двадцать белых блузок и примерно столько же галстуков. Кстати, тебе не стоит носить коричневое. А вот красного я у тебя что-то почти и не видела, хотя красный тебе идет, к твоим голубым глазам и светло-серым волосам.

— Пепельным, — поправила я.

— Пепел бывает серым и белым. Посмотри на огонь. А размер обуви у нас разный, дело не в том, что я ношу только «Коул-Хаан» или «Феррагамо». Зато я нашла черную кожаную куртку — блеск! Ты, случайно, в своей прошлой жизни не была мотоциклисткой?

— Это называется дубленка, и мне приятно, что ты с удовольствием будешь ее носить.

— А как насчет твоей парфюмерии и жемчугов? А джинсы у тебя есть?

— Из парфюмерии выбирай сама что хочешь. — Я рассмеялась. — И джинсы у меня, кажется, где-то есть. Наверное, в гараже.

— Покупки в магазине я хочу взять на себя, тетя Кей.

— Должно быть, я схожу с ума.

— Пожалуйста.

— Ну, ладно, посмотрим.

— Если ты не против, я бы хотела пойти в твой клуб и немного размяться. Я что-то все никак не отойду после самолета.

— Если ты здесь хочешь поиграть в теннис, я узнаю, сможет ли Тед найти время, чтобы поиграть с тобой. Мои ракетки лежат в стенном шкафу слева. Я как раз недавно начала играть новым Уилсоном. Мяч летит со скоростью сто миль в час. Тебе понравится.

— Нет, спасибо. Я лучше позанимаюсь на тренажерах или побегаю. А почему бы тебе не поиграть с Тедом, пока я буду заниматься, и мы бы могли поехать вместе?

Я послушно взяла телефон и набрала номер спортклуба «Уэствуд». У Теда было все расписано до десяти часов. Я дала Люси наставления и ключи от машины и после ее ухода, немного почитав возле огня, уснула.

Когда я открыла глаза, я услышала шорох углей в камине и тихий звон качаемых ветром колокольчиков за раздвижными стеклянными дверями. Медленно, большими хлопьями падал снег, небо было серо-черного цвета. Во дворе зажглись огни, в доме стояла такая тишина, что я слышала тиканье настенных часов. Было начало пятого, а Люси еще не вернулась из клуба. Я набрала телефон своей машины, но никто не ответил. Ей же никогда не приходилось ездить по снегу, с тревогой подумала я. Мне нужно было сходить в магазин купить на ужин рыбу. Я могла бы позвонить в клуб и попросить, чтобы ее позвали к телефону. Однако тут же я решила, что это было бы нелепо. Люси отсутствовала едва ли два часа. Она уже не ребенок. В половине пятого я вновь набрала номер телефона своей машины. В пять я позвонила в клуб, но ее не нашли. Я запаниковала.

— Вы уверены, что она не на тренажерах или не в женской раздевалке под душем? — переспросила я у женщины из клуба.

— Мы вызывали ее четыре раза, доктор Скарпетта. И я сама ходила искать. Я еще посмотрю. Если найду, я скажу ей, чтобы она немедленно вам позвонила.

— А вы не знаете, была ли она там вообще? Она должна была приехать в районе двух часов.

— Я сама приехала только в четыре. Я не знаю. Я вновь набрала телефон своей машины.

— Набранный вами телефон не отвечает… Я попыталась дозвониться до Марино, но его не было ни дома, ни на службе. Я вновь попыталась его найти в шесть часов. Я стояла на кухне возле окна. В бледном свете уличных фонарей медленно падал снег. Бродя по комнатам и продолжая набирать телефон машины, я чувствовала, как у меня сильно бьется сердце. В половине седьмого, когда я уже собиралась сообщать в полицию об исчезновении человека, зазвонил телефон. Вбежав к себе в кабинет, я уже потянулась к трубке и тут увидела, как на экранчике определителя номера зловеще высветились знакомые цифры. Те звонки прекратились после казни Уоддела. С тех пор я про них забыла. В замешательстве я застыла на месте, ожидая, что сейчас, после записанного на автоответчик моего сообщения, вызов, как обычно, прекратится. Но я была ошеломлена еще больше, когда узнала раздавшийся голос.

— Мне очень неприятно говорить вам это, док.

Схватив трубку и откашлявшись, я в полном недоумении воскликнула:

— Марино?

— Да, — ответил он. — У меня плохие новости.

— Где вы? — тут же спросила я, не отрывая глаз от номера на экранчике.

— В Ист-Энде, и снег тут сыплет как окаянный, — ответил Марино. — У нас труп. Женщина, белая. На вид обыкновенное самоубийство при помощи угарного газа, машина в гараже, шланг прикреплен к