результате слияния «пет-рока»[3]с «панк-рокером».

— У меня есть пара лыжных курток, вельветовые штаны, шапки, перчатки. Можешь носить все, что захочешь.

Взяв меня под руку, она понюхала мои волосы.

— Ты пока еще не куришь.

— Я пока еще не курю и ненавижу, когда мне напоминают о том, что я пока не курю, потому что тут же начинаю об этом думать.

— Ты лучше выглядишь, и от тебя не несет табаком. И ты не растолстела. Какой же это поганенький аэро-портишко, — воскликнула Люси, чей компьютерный ум допускал промахи по части дипломатии. — Почему он называется международный?

— Потому что здесь есть рейсы на Майами.

— А почему бабушка никогда не приезжает тебя навестить?

— Она не любит путешествовать и наотрез отказывается летать самолетом.

— Это более безопасно, чем ездить на машине. У нее с бедром все хуже, тетя Кей.

— Знаю. Ты получай свои вещи, а я пока что подгоню к выходу машину, — сказала я, когда мы подошли к багажной секции. — Но давай-ка сначала узнаем, на какую из вертушек они придут.

— Здесь их всего три. Как-нибудь разберусь. Оставив ее, я вышла на холодный свежий воздух, благодарная за несколько минут одиночества, чтобы кое-что обдумать. Происшедшие в Люси перемены, честно говоря, застали меня врасплох, и я вдруг засомневалась, как с ней обращаться. Люси всегда была непростым ребенком. С самого первого дня ее отличали не по годам взрослый ум, подчиненный детским эмоциям, и взбалмошность, особенно проявившаяся, когда ее мать вышла замуж за Армандо. Единственными моими козырями были рост и возраст. Но теперь Люси стала ростом с меня и разговаривала спокойным низким голосом. Это была уже не та девочка, которая могла убежать к себе в комнату, хлопнув дверью. Она уже не будет выходить из спора с криком, что ненавидит меня или рада, что я не ее мать. Я подсознательно готовилась к совершенно неожиданным изменениям в ее настроении и к спорам, из которых могла бы и не выйти победительницей. Я вполне представляла себе, как она с надменным видом выходит из дома и куда-то уезжает на моей машине.

Мы мало беседовали по дороге, потому что Люси была восхищена зимней погодой. Все вокруг таяло подобно ледяной скульптуре, а на горизонте зловещей серой полоской уже появлялся очередной холодный фронт. Когда мы въехали в тот район, куда я перебралась с тех пор, как она в последний раз побывала у меня, она стала внимательно смотреть по сторонам на роскошные дома с двориками, украшенными по- рождественски, и мощенные кирпичом дорожки. Какой-то мужчина, одетый, как эскимос, выгуливал свою старую располневшую собаку, а мимо не спеша проплыл черный «ягуар» с серыми от дорожной соли боками.

— Сегодня же воскресенье. А где дети, или здесь их нет? — спросила Люси таким тоном, словно это в чем-то меня изобличало.

— Почему же, есть.

Я свернула на свою улицу.

— Ни велосипедов во дворах, ни санок, ни беседок. Здесь что, никто никогда не гуляет?

— Здесь очень тихий и спокойный район.

— Поэтому ты его и выбрала?

— Отчасти. Кроме этого, здесь довольно безопасно и, надеюсь, это неплохое капиталовложение.

— Личная безопасность?

— Да, — ответила я, чувствуя себя не совсем уютно.

Она продолжала разглядывать проплывавшие мимо большие особняки.

— Небось приходишь домой, запираешься и никого не слышишь. И даже никого не видишь. Только если кто-то прогуливается с собакой. Но у тебя собаки нет. Много шутников навестило тебя в канун Дня всех святых?

— Все было спокойно, — уклончиво ответила я. И вправду мне позвонили в дверь лишь один раз, когда я работала у себя в кабинете. На экране видеомонитора я увидела на своем крыльце четверых шутников и, взяв трубку, уже было начала говорить им, что сейчас подойду, но тут услышала их разговор.

— Нет, там нет никакого трупа, — шептал маленький заводила.

— Есть, — утверждал «человек-паук». — Ее постоянно показывают по телевизору, потому что она режет мертвецов и раскладывает их по банкам. Мне отец говорил.

Поставив машину в гараж, я сказала Люси:

— Сейчас мы должны определить тебя в комнату, а потом мне первым делом нужно развести огонь и приготовить горячий шоколад. А там придумаем, что у нас будет на обед.

— Я не пью шоколад. У тебя есть кофеварка-экспресс?

— Разумеется.

— Было бы превосходно, если бы у тебя оказался еще и французский жареный кофе без кофеина. Ты знакома с соседями?

— Я знаю, кто они. Дай-ка я возьму этот чемодан, а ты неси сумку, чтобы я могла открыть дверь и отключить сигнализацию. Боже, какая тяжесть.

— Бабуля настояла, чтобы я взяла грейпфруты. Они очень даже ничего, но в них полно косточек. — Люси шла, озираясь по сторонам. — Ого. Прожекторы. Как называется этот шикарный стиль?

Может, ей надоест такой тон, если поменьше обращать внимания?

— Спальня для гостей находится там, — показала я. — Я могу поселить тебя наверху, если хочешь, но мне казалось, тебе будет лучше здесь, рядом со мной.

— Здесь просто замечательно. Если компьютер будет неподалеку от меня.

— Он у меня в кабинете. Это рядом с твоей комнатой.

— Я привезла с собой свои записи по ЮНИКСу, книжки и прочее. — Она остановилась перед раздвижными стеклянными дверями в гостиную. — Этот двор хуже, чем твой тот. У тебя здесь нет роз. — Это было сказано таким тоном, словно я подвела всех, кого только знала.

— Да, в этом саду мне еще работать и работать. И мне даже приятно, что все это у меня впереди.

Люси медленно озиралась по сторонам, и наконец ее взгляд дошел до меня.

— На дверях телекамеры, сенсоры, ограда, служба безопасности, еще что? Орудийные башни?

— Нет, орудийных башен здесь нет.

— У тебя здесь прямо Форт-Апачи, а, тетя Кей? Ты переселилась сюда, потому что Марк умер, и теперь во всем мире остались только плохие люди.

Это неожиданное замечание так сильно задело меня что на глаза немедленно навернулись слезы. Я прошла в спальню для гостей и поставила ее чемодан, потом проверила полотенца, мыло и зубную пасту в ванной. Вернувшись в спальню, я раскрыла занавески, проверила ящики комода, встроенный шкаф и подрегулировала отопление, в то время как моя племянница, сидя на краешке кровати, следила за каждым моим движением. Через несколько минут я была в состоянии посмотреть ей в глаза.

— Когда достанешь свои вещи, я покажу тебе шкаф, где ты сможешь покопаться, чтобы подобрать себе что-нибудь теплое из одежды, — сказала я.

— Ты никогда не видела его таким, каким его видели все остальные.

— Люси, нам нужно перевести разговор на что-то другое.

Я зажгла лампу и проверила, подключен ли телефон.

— Тебе лучше без него, — осуждающе добавила она.

— Люси…

— Он никогда не был для тебя тем, чем должен был быть. И никогда не стал бы, потому что он просто не был таким. И всякий раз, когда что-то было не так, ты менялась.

Я стояла возле окна и смотрела на спящий клематис и розы, примерзшие к подпоркам.

— Люси, тебе надо научиться быть несколько мягче и тактичнее. Нельзя просто вот так выпаливать все, что у тебя на уме.

— Как забавно это от тебя слышать. Ты ведь всегда говорила мне, как ненавидишь ложь и