— Ты говоришь …

— Ты знаешь, о чём я говорю, — перебил его Сабан.

Ленгар закричал на него.

— У меня договор с Сэрмэннином! — бушевал он. — По этому договору они должны привезти мне храм. А не часть его!

— Это твои люди утащили камень, — осуждающе сказал Сабан.

— Мои люди! — Ленгар усмехнулся. — Мои люди ничего не делали! Ты потерял камень! — он ударил кулаком Сабана в грудь. — Ты потерял его, Сабан!

Двое копьеносцев настороженно следили за Сабаном, на случай, если ответит на ярость своего брата, но Сабан устало покачал головой.

— Ты думаешь, что тебя обманули, потому что пропал один из камней? Всего один из такого большого количества?

— Если я отрублю тебе кое-что, братец, тебе будет этого не хватать? Всего лишь небольшой кусок плоти, — зашипел Ленгар. — Скажи мне, когда эти люди с чёрнооперёнными стрелами напали на вас, вы убили хотя бы одного? Вы поймали кого-нибудь?

— Нет.

— Так откуда ты знаешь, кто они такие?

— Я не знаю, — признался Сабан, — но только Рэтэррин использует стрелы с чёрным оперением. Каталло смешивает голубые перья соек с чёрными перьями ворона, а Друинна оперяет свои стрелы чёрными и белыми перьями.

— Ты не знаешь, — продолжал глумиться Ленгар, — потому что ты не сражался с ними, не так ли? — он отдёрнул в сторону верхний край туники Сабана. — Всего два шрама, Сабан? Ты всё ещё трус?

— Один шрам за Джегара, — вызывающе бросил Сабан, — а он не обнаружил, что я трус.

Но Ленгар не принял этот вызов. Вместо этого он обнаружил скорлупу ореха на кожаном ремешке, и не успел Сабан его остановить, как он вытащил её из-под рубахи.

— Каталло кладёт свои заговоры внутрь скорлупы ореха, — произнёс он опасно вкрадчивым голосом. Он поднял взгляд, посмотрев прямо в глаза Сабану. — Что это за амулет?

— Жизнь.

— Чья?

— Это кость от чьей-то кости, — сказал Сабан, — и плоть от чьей-то плоти.

Ленгар помолчал, обдумывая этот ответ, затем резко дёрнул кожаный ремешок, потянув Сабана вперёд, сорвав орех.

— Я спрашиваю, чья это жизнь?

— Твоя, брат, — сказал Сабан.

Ленгар улыбнулся.

— Ты думаешь, маленький братец, что эта скорлупа ореха убережёт твою женщину?

— Орэнну убережёт Слаол.

— Но этот амулет, маленький братец, — сказал Ленгар, держа скорлупу перед глазами Сабана, — не от Слаола. Это от Лаханны. Ты ползал к Дирэввин?

— Я не ползал к ней, — сказал Сабан. — Я ходил к ней с подарком.

— Подарком для моего врага?

— Я отдал ей голову Джегара, — сказал Сабан. Он понимал, что это опасно, так провоцировать Ленгара, особенно без оружия в руках, но не мог остановиться.

Ленгар отступил назад и громко позвал Нила, главного жреца.

— Нил! Иди сюда! Нил!

Жрец вынырнул из своей хижины. Он прихрамывал из-за того, что был ранен стрелой в бедро той ночью, когда Ленгар убил Хенгалла. Его волосы были разделены на пряди, закреплённые засохшей глиной, кольцо из костей окаймляло его шею, а на поясе болтались мешочки, в которых он держал свои травы и амулеты. Он неуклюже поскакал перед Ленгаром, который передал ему ореховую скорлупу.

— Это заговор на мою жизнь, — сказал Ленгар, — дело рук Дирэввин. Расскажи мне, как он сделан.

Нил с тревогой взглянул на Сабана, достал маленький кремневый нож из мешочка и разрезал жилы, обвязанные вокруг ореха. Он разделил две половины и понюхал содержимое. Он скривился от запаха, затем потрогал крохотную косточку пальцем.

— Это, должно быть, от ребёнка Дирэввин, — пришёл он к выводу.

— И моего тоже, — сказал Ленгар.

— Она убила его, — сказал Нил, — и использовала его кости и плоть, чтобы причинить тебе вред.

— Вред от имени Лаханны?

— Она не использует помощь других богов, — подтвердил Нил.

Ленгар забрал скорлупу обратно и осторожно соединил две половинки.

— Это сработает? — спросил он жреца.

Нил колебался.

— Лаханна не имеет здесь власти, — боязливо сказал он.

— Ты постоянно уверяешь меня в этом, — сказал Ленгар. — Сейчас мы это проверим, — он посмотрел на Сабана. — Чтобы убить меня, маленький братец, что ты должен сделать? Раздавить его?

Сабан ничего не ответил. Ленгар рассмеялся.

— Когда-нибудь я скормлю твою плоть свиньям, и буду мочиться в твой череп.

Его слова были дерзкими, но на лице отразилось беспокойство, когда он поместил орех между запястьями и слегка сдавил их. Он помедлил, очевидно, раздумывая, был ли его вызов богине благоразумным, но Ленгар не осторожностью заставил всех бояться Рэтэррина. Человек должен рисковать, если хочет достичь величия, и Ленгар с охотой рисковал своей жизнью, если надеялся, что получит многое, и он сдавил сильнее. Потребовалось больше усилий, чем он ожидал, но, наконец, скорлупа поддалась, и амулет был раздавлен. Он держал масляные скорлупки в руках, и выжидал, затаив дыхание. Ничего не произошло.

Он тихо рассмеялся и аккуратно соскрёб остатки на одну ладонь. Он передал их Нилу.

— Брось их в ближайший огонь, — приказал он, и смотрел, как жрец послушно побежал к ближайшему костру, на котором готовилась еда, и швырнул амулет в огонь. Была небольшая вспышка пламени и шипение жира, а Ленгар всё ещё был жив.

— Почему меня должно волновать проклятие Лаханны? — громко спросил Ленгар. — Я живу в её храме, а она ничего не делает. Мы люди Слаола! Люди Кена! — он выкрикивал это, вытирая руки и заставляя людей с тревогой следить за ним. — То же самое и о колдовстве Дирэввин, — сказал он Сабану. — Или я мёртв?

Нил захихикал над этой остротой.

— Ты не мёртв! — закричал главный жрец.

Ленгар похлопал по своему телу.

— Кажется, я жив!

— Ты жив! — закудахтал жрец.

— А Дирэввин мучается, правда? — спросил Ленгар у жреца.

— О да, — сказал Нил, — да! Ей так больно! — он скрутился пополам, показывая, как мучается Дирэввин. — Она испытывает такие мучения!

— А Сабан разочарован, — с сожалением произнёс Ленгар, и бросил на брата такой леденящий взгляд, что Сабан подумал, что сейчас меч поразит его в живот. Вместо этого, к удивлению, Ленгар улыбнулся.

— Я сделаю тебе предложение, маленький братец. У меня есть причина убить тебя, но что за честь, убить труса? Ты можешь ползти обратно в Сэрмэннин, но если я снова увижу твоё лицо, я отрублю твою голову.

— Я ничего не хочу так, как вернуться в Сэрмэннин.

— Но ты уйдёшь без своей жены, — сказал Ленгар. — А чтобы ты не был сильно расстроен, братец, я выкуплю её у тебя. Её цена — жизнь Джегара.