преследователей, которые были наполовину слепыми и неуклюжими под своими громоздкими шкурами. Постепенно девушки одна за одной были пойманы, повалены на землю и покрыты рогатыми монстрами к великой радости наблюдающих.
Оба племени стали прыгать через костры, когда завершился танец быков. Воины состязались в том, кто сможет перепрыгнуть через самые высокие и широкие костры, и не один упал в огонь и с криком был вытянут из пламени. Старики и дети перескакивали через самые маленькие костры, а затем новорождённых домашних животных перегнали через тлеющие остатки последних красных углей. Некоторые проявляли свою смелость, переходя босиком через угли, но только после того как жрецы произнесли заклинания, чтобы защитить их ноги от ожога. Санна, наблюдавшая из входа в свою хижину, насмехалась над ритуалом.
— Никакого толку от этих заклинаний, — сказала она сердито. — Пока их ноги сухие, их не повредишь, но намочи им ноги, и они запрыгают, как ягнята.
Она сгорбилась под своей соломенной крышей, а Камабан сидел на корточках рядом с ней.
— Ты можешь попрыгать через костёр, дитя, — сказала Санна.
— Я не м-м-могу прыгать, — ответил Камабан, скривив лицо в попытке не заикаться. Он вытянул свою левую ногу, чтобы свет от костров осветил искривлённую часть его ступни. — А если я попытаюсь, — продолжил он, глядя на ступню, — они будут с-с-смеяться надо мной.
Санна держала в руках толстую человеческую кость. Она принадлежала её второму мужу, человеку, который намеревался приручить её. Она вытянула кость и легонько постучала по изуродованной ступне.
— Я могу исправить её, — сказала она, затем подождала реакции Камабана, и была разочарована, что он ничего не сказал. — Но только если я этого захочу, — добавила она жёстко, — а я могу и не захотеть.
Она завернулась в свой плащ.
— Когда-то у меня была искалеченная дочь, — сказала она. — Этакое необычное маленькое существо. Горбатый карлик. Она была вся искривлённая, — вздохнула она, припоминая. — Мой муж надеялся, что я вылечу её.
— А вы?
— Я принесла её в жертву Лаханне. Она похоронена здесь во рву, — она указала костью на южный вход в святилище.
— Почему Лаханна предпочитает к-к-калек? — спросил Камабан.
— Чтобы посмеяться, конечно, — огрызнулась Санна.
Камабан улыбнулся этому ответу.
Он пришёл в хижину Санны ещё при свете дня, и девочки в ужасе зашептались при виде его левой ноги, содрогнулись от запаха его грязной шкуры, затем издевательски посмеялись над его заиканием и дико спутанными волосами. Но Санна не присоединилась к их насмешкам. Она изучила лунный знак на его животе, затем резко приказала девочкам покинуть хижину. После того как они вышли, она долго рассматривала Камабана.
— Почему они не убили тебя?
— П-п-потому что б-б-боги заботятся обо мне.
Она ударила его по голове толстой костью.
— Если ты будешь заикаться при мне, — пригрозила она, — я превращу тебя в жабу.
Камабан посмотрел в чёрные глаза на её лице-черепе, затем очень спокойно наклонился вперёд и взял завёрнутые в листья соты.
— Отдай! — потребовала Санна.
— Если я должен стать ж-ж-жабой, — сказал он, — я буду медовой жабой.
Санна рассмеялась над этим, широко открыв рот и показывая одиноко торчащий зуб. Она приказала ему выбросить из хижины его овечью накидку и нашла ему безрукавку из выдры и настояла на том, чтобы вычесать из его волос узелки и грязь.
— А ты симпатичный мальчик, — ворчливо сказала она, и это было правдой. Его лицо было узким и приятным, нос длинным и прямым, а тёмно-зелёные глаза были полны силы. Она стала расспрашивать его. Как он жил? Как находил себе еду? Откуда он знает о богах? И Камабан отвечал очень спокойно, ничуть не выказывая страха перед ней, и Санна пришла к выводу, что ей нравится этот ребёнок. Он был диким, упрямым, смелым, и, кроме того, умным. Санна жила в мире глупцов, а здесь, хоть и очень молодой, но был разум, и таким образом старая женщина и искалеченный мальчик проговорили до того, когда солнце село и костры были зажжены, а танцоры в бычьих костюмах потащили растрёпанных девушек на тёмную траву между камнями.
Теперь они сидели, наблюдая за танцующими вокруг костров. Где-то в темноте захныкала девушка.
— Расскажи мне о Сабане, — потребовала Санна.
Камабан пожал плечами.
— Честный, трудолюбивый, — сказал Камабан, не считая ни одно из этих свойств хорошим качеством, — похож на своего отца.
— Он станет вождём?
— Когда-нибудь, возможно, — беззаботно ответил Камабан.
— А он будет хранить мир?
— Откуда я знаю, — ответил Камабан.
— В таком случае, что ты думаешь?
— Какое значение имеет то, что я думаю? — спросил Камабан. — Все знают, что я глуп.
— А ты глуп?
— Это то, что я хочу, чтобы они думали обо мне, — сказал Камабан. — Только так меня могут оставить в покое.
Санна одобрительно кивнула. Двое сидели в тишине некоторое время, наблюдая за отблесками пламени, окрашивающими крупные камни. Искры вились в небо, устремляясь к холодно-белым звёздам. Крик раздался из темноты, где двое молодых воинов, один из Рэтэррина, а другой из Каталло, начали драться. Их друзья растащили их, но как только эта драка закончилась, началась другая. Люди Каталло были щедры на медовый хмельной напиток, который был специально приготовлен к празднику Середины Лета.
— Когда моя бабушка была девочкой, — сказала Санна, — не было этого напитка. Чужаки научили нас готовить его, но до сих пор они делают это лучше.
Она поразмышляла над этим некоторое время, затем пожала плечами.
— Зато они не умеют делать мои снадобья. Я могу дать тебе питьё, чтобы ты летал, и еду, чтобы дать тебе сладкие сны, — её глаза сверкнули из-под шали, покрывающей голову.
— Я хочу учиться у тебя, — сказал Камабан.
— Я обучаю девочек, а не мальчиков, — резко ответила старуха.
— Но у меня нет души, — сказал Камабан. — Она была разбита Д-д-детоубийцей. Я не мальчик, и не девочка. Я ничто.
— Если ты ничто, чему ты сможешь научиться?
— Всему, ч-ч-чему ты сможешь научить меня. — Камабан повернулся к колдунье. — Я з-з-заплачу тебе.
Санна расхохоталась, дыхание захрипело у неё в горле, когда она начала раскачиваться взад- вперёд.
— И чем, — спросила она, когда дыхание восстановилось, — изуродованный изгнанник из Рэтэррина может расплатиться со мной?
— Этим, — Камабан выпрямил правую руку, показывая один золотой ромбик. — Часть золота Чужаков, — сказал он. — Сокровище невесты Слаола.
Санна потянулась за ромбиком, но Камабан сжал ладонь.
— Отдай мне это, дитя! — зашипела старая женщина.
— Если скажешь, что будешь учить меня, — сказал Камабан, — я дам тебе это.
Санна закрыла глаза.
— Если ты не отдашь это мне, искривлённый кусок ужаса, — нараспев заговорила она голосом,