Долго ли провалялся в отключке – не скажу. Подозреваю, что в чувство меня привели сразу же, как только обшарили одежду и избавили от денег и оружия. Терпение обычно не свойственно уродам, имеющим склонность начинать знакомство с удара по голове.

– Не дергайся, – предупредил сунувший мне под нос смоченную какой-то алхимической дрянью ватку продавец.

– А?.. – не сразу сориентировался в ситуации я. Потом увидел разложенные на прилавке пачки банкнот, нож, очки, пистолет с разрядником, и вопросов поубавилось. – А!

– Заткнись, – рыкнул стоявший позади стула, на который меня усадили, здоровяк.

Тот самый гад с хорошо поставленным ударом? Скорее всего – так и есть.

Его напарник, ничуть не более субтильный, разместился поодаль и разглядывал выложенные на витрину перчатки. Оружия на виду никто не держал, но устраивать потасовку смысла не было никакого. Скрутят в бараний рог и даже не поморщатся. Наверняка ведь оба латентные оборотни. А может, и не латентные. Кто их разберет, уродов этих.

Эх, мне бы до ножа добраться! Да только до стойки два шага. Как пить дать – перехватят. Вот если бы один…

– Порченый? – вышел из подсобки сухонький невысокий мужчина лет сорока в сером костюме и белой сорочке без галстука.

– Да, – подтвердил стоявший у меня за спиной здоровяк.

– Все, как я говорил, преподобный, – зачастил продавец. – Его по чаровизору второй день показывают, я сразу вспомнил. Опасный преступник.

– Твои заслуги будут высоко отмечены, брат, – благосклонно кивнул мужичок, оказавшийся священнослужителем какой-то из запрещенных церквей.

Вариантов немного – это либо Церковь Искупления, либо Церковь же Восьмого Дня.

– Чего вам от меня надо? – поморщился я.

А действительно – чего? Зачем я этим выродкам понадобился?

– Заткнись и молчи, пока преподобный тебя не спросит! – Слова сопровождались неслабым подзатыльником, и я едва не слетел со стула.

И ведь все только начинается…

– Второй где? – встал напротив меня преподобный.

Неординар. Глаза серые, близко посаженные к переносице. Черты лица неприметные: нос тонкий, прямой, губы с опущенными вниз уголками, жиденькие брови. На мочке правого уха родимое пятно. Шатен. Нет, по ориентировкам такого не припомню.

– Кто? – не шибко натурально удивился я.

Да чего удивляться-то: если два костюма разных размеров заказывал, уже не отвертеться.

– Второй, с которым ты собрался переходить через Ограду. – И сектант дал знак оставаться на месте уже занесшему руку для удара бугаю.

– Зачем вам? – тяжело вздохнул я. – Чего привязались-то?

– Ты и тебе подобные нарушаете не только людские законы, но и волю Создателя. Вы тащите в город всякую мерзость и приближаете наступление последнего срока, лишая других возможности стать чище и искупить грехи. Мы по мере своих сил этому… – запнулся неординар, подбирая нужное слово, – препятствуем. Покайся, и предстанешь перед Создателем без тяжкого груза грехов, готового утащить твою душу в преисподнюю.

– Насчет грехов уверены? – хмыкнул я.

– А ты сомневаешься? Или порча для тебя недостаточный знак остановиться и не множить зло в этом мире? – указал на мою пустую глазницу преподобный. – Скоро твое тело пожрет изнутри адское пламя, а душа будет обречена на вечные муки в геенне огненной…

– Поменьше пафоса, преподобный. – Проповедь своей назойливостью начала действовать на нервы. – Я атеист.

Уж лучше бы мне попридержать язык: удар в солнечное сплетение выбил дух и скинул со стула. И отлежаться на холодном линолеуме не получилось: меня тут же подняли с пола и усадили обратно.

– Хоть это и противоречит нашим принципам, но ради спасения стада заблудшей овцой приходится жертвовать, – с притворным сожалением вздохнул проповедник. – И это очень плохо – только искреннее раскаяние может снять груз грехов с твоей души.

– И что теперь – бритвой по горлу и в колодец? – кое-как отдышался я.

– Теперь ты расскажешь нам, кто твой напарник. Что и для кого вы приносите из-за Ограды. Кто сбил тебя с пути истинного, кто помогает в неправедном деле, покрывает и берет мзду. Ты расскажешь нам все.

Преподобный не кричал, не скрипел зубами, ни разу не замахнулся, и даже пафоса в его словах не поубавилось, но вот именно сейчас я ему поверил. Да – расскажу и покаюсь. Расскажу все, сдам всех. Бывают такие упертые товарищи, если вобьют себе в голову чего – уже не отступятся. И себя жалеть не будут, и других под асфальт закатают. С бугаями и продавцом я бы еще попытался договориться, но раз у главного мозги набекрень, то даже и пытаться не стоит.

– Ладно, слушайте, – вздохнув, начал я рассказ, – есть группа гвардейцев, которая организовала безопасный коридор через Ограду. Мы им отстегиваем, они нас не замечают. И все довольны.

– Имена, – достал блокнот преподобный, – звания, места службы.

Самое главное при таком допросе – это не врать. Начнешь врать, сразу запутаешься, и через пять минут тебя раскусят. А не раскусят – просто фальшь почувствуют. У преподобного на вранье нюх, это я сразу понял. Или он просто сильный эмпат? Ну да разницы никакой – все одно, морочить ему голову удавалось минут пятнадцать от силы. Потом он что-то сообразил, скомкал вырванную из блокнота страницу и покачал головой:

– Очень, очень неумно.

Неумно? Как бы не так! Хоть сколько-то времени отыграть удалось. А в моем положении каждая минута на счету. Закончится все, конечно, так и так плохо, но хоть протяну немного дольше.

– Только покаявшийся в своих прегрешениях и заблуждениях, – уже больше для своей паствы продолжил увещевания сектант, – ощутит истинную благодать Создателя…

– Да иди ты!.. – расхохотался ему в лицо я.

И смех этот был вовсе не наигранным. Нет – в прекрасное расположение духа меня привел вид медленно, очень медленно приоткрывавшейся входной двери. Двери, запертой продавцом, стоило мне зайти внутрь.

– Это говорят в тебе гордыня и бесы, – отошел к прилавку преподобный. – Ничего, мы наставим тебя на