бежать из-под охраны с острова Миконос-

– У тебя другой вертолет? – вдруг насторожился Верлинов.

Христофор беспечно взмахнул рукой.

– Это же аренда. Какая машина свободна, ту и присылают.

Ответ показался неубедительным. Еще более фальшивыми были интонации, тембр голоса, а показная беспечность явно маскировала скрываемое напряжение. И вертолет без опознавательных знаков... Верлинов остановился.

– Что-то у меня кружится голова. Пожалуй, я останусь дома, полежу. А с друзьями ты познакомишь меня в другой раз.

Христофор растерялся.

– Вот как... Но у нас уже условлено... Может, выпьешь таблетку?

Он несколько раз посмотрел в сторону вертолета, будто ожидая поддержки. Лопасти наконец перестали вращаться, откинулась крышка люка, и четверка крепких парней выпрыгнула наружу. Достаточно было одного взгляда на них, чтобы все стало ясно.

– За сколько ты меня продал, дружище? – с напряженной улыбкой спросил Верлинов. – Неужели моей доли оказалось мало? Или думаешь, что такие деньги пойдут тебе впрок?

Григориадис отвел взгляд. Джентльмену было мучительно стыдно.

– Дело не в деньгах, – глухо ответил он. – Меня взяли на крючок.

– Кто? – быстро спросил Верлинов. Для него это было очень важно. Что впереди – гласное следствие и законная судебная процедура или пытки в подвале, лошадиная доза «сыворотки правды» и пуля в затылок? – Кто, я тебя спрашиваю?!

Христофор молчал.

– Контрразведка Греции?

Тот едва заметно мотнул головой.

– Значит, американцы! – утвердительно сказал Верлинов, понимая, что его ждет второй вариант.

Парни приближались, охватывая его полукольцом. Бежать было некуда. Сунув руку в карман, Верлинов потрогал рифленую рукоятку ножа.

– Без глупостей, – по-английски сказал низкорослый широкоплечий человек со шрамом на щеке и, откинув полу кожаной куртки, показал заткнутый за пояс пистолет.

Значит, он и будет первым.

– Всем стоять на месте, полиция! – раздался окрик сзади. Андреас с двумя инспекторами перелезли через забор и успели как раз вовремя. В руках они держали взведенные «беретты» и были настроены весьма решительно.

– Уберите оружие, мы из контрразведки! – сказал Грач запасенную на подобный случай фразу. Не подкрепленная документами, она мало что значит, но вполне способна в первую минуту сбить с толку и вызвать замешательство.

А в данной ситуации Грач попал точно в цель.

«Решили обойтись своими силами и замкнуть операцию на себя! – понял Андреас. – А нас выставили полными дураками!» Сунув оружие в кобуру, он собрался вернуться восвояси, предоставив коллегам Влакоса доводить свою игру до конца. Но двое других полицейских ничего не знали об участии контрразведки, а потому отреагировали так, как и положено.

– Не двигаться! Старшему предъявить документы! Черные зрачки девятимиллиметровых «беретт» зорко сторожили всю четверку.

– Пожалуйста, смотрите... – С демонстративным спокойствием и неторопливостью Грач полез во внутренний карман.

Только в кинобоевиках герой, потянувшись в район подмышки, мгновенно выдергивает пистолет и расстреливает противников. В реальной жизни такое невозможно. Потому что освободить оружие из кобуры за четверть секунды нельзя, к тому же самый неопытный взгляд сумеет отличить, когда из-под одежды вытаскивается почти килограммовый кусок металла, а когда – невесомая, закатанная в пластик карточка удостоверения. Не говоря о том, что находящийся под прицелом проверяемый никогда не сможет опередить выстрелом проверяющего. Профессионалы это хорошо знают, и Грач не собирался выкидывать никаких рискованных трюков. Он спокойно извлек какой-то документ и, небрежно зажав двумя пальцами, поднял на уровень лица, как бы предлагая желающим изучить его.

По предварительной договоренности, член группы, находящийся под жестким контролем, отвлекает все внимание на себя, а действовать начинает тот, у кого развязаны руки. Сейчас в наиболее выгодном положении находился быстрый и верткий Угорь: он стоял в стороне, и полицейские, сосредоточившись на Граче, отвели от него свои «беретты». Он и начал действовать, так же сноровисто и четко, как на тренировках.

Раз! Угорь прыгнул влево, мягко упал на бок, перекатился через спину, оказавшись в лишенных листвы розовых кустах. Два! Лежа на левом боку, он резко рванул обвивающийся вокруг шеи и правою плеча ремень, извлекая из-под куртки двадцатидевятисантиметровый пистолет-пулемет «штайр». Три! Сдвинув предохранитель, он приложился к оружию, целясь в шарахнувшихся в разные стороны полицейских.

Те тоже начали действовать, но когда инициатива перехвачена, действия редко бывают эффективными.

Бах! Выпущенная из «беретты» пуля чиркнула по бетону и с визгом унеслась в серое, затянутое облаками небо. Бах! Вторая по касательной угодила Угрю в ягодицу.

Грач бросил картонный прямоугольник, резко захватил за шею стоявшего рядом Христофора и, прикрываясь им, навел ствол на Иорданидиса. Двое других членов группы, пригнувшись, доставали двуствольные обрезы. Верлинов вытащил из кармана руку с зажатым ножом, резко взмахнул – инерционный клинок раскрылся, стопорясь в боевом положении.

Так-так-так! – торопливо прокашлялся «штайр». Так-так-так-так!

Ранивший Угря полицейский получил пули в голень и бедро и опустился на землю, не переставая стрелять в автоматчика. Его напарник, стоя в позиции «виверстанс»[25], вел беглый огонь по террористам с обрезами. Четвертым выстрелом он прострелил голову одному, седьмым ранил в живот другого. Андреас стоял в оцепенении. Он думал, что коллеги ведут перестрелку с настоящими контрразведчиками. «Подставили! Подставили!» – пульсировала в голове неотвязная мысль. Угорь выстрелил. В этот момент Христофор дернулся, пытаясь освободиться, и пуля пролетела в двадцати сантиметрах от лица Иорданидиса. Это вывело того из транса. Когда в тебя стреляют, надо не раздумывать, а отвечать огнем. Все разбирательства будут потом, да и то лишь в том случае, если ты останешься жив. Но, потянувшись к кобуре, инспектор понял, что не успевает и спасти его может только чудо: человек со шрамом, отшвырнув заложника, целился с двух рук, и ствол его пистолета стал широким, как железнодорожный туннель, – верный признак того, что промаха не будет.

В следующую секунду туннель вновь сузился до девятимиллиметрового отверстия и плюнул огнем куда- то в сторону, а человек со шрамом выронил оружие и кулем осел на бетон. Андреас остался жив без всякого чуда, если, конечно, не считать чудом ножевой удар, нанесенный Верлиновым Грачу в живот.

Так-так-так-так! – продолжал стрекотать «штайр». Сразивший двоих нападавших полицейский, охнув, повалился лицом вперед, у его раненого коллеги опустел магазин... Нагнувшись, Верлинов схватил пистолет Грача и активно вступил в игру.

Бах! Бах! Бах! Пули взрыли клумбу перед лицом автоматчика, запорошив ему глаза. Жизнь дороже временной потери зрения, а огонь, даже ведущийся вслепую, сдерживает активность противника, но Угорь об этом забыл. «Штайр» замолк.

Подбежав к трущему глаза Угрю, Верлинов с размаху ударил ногой. Хрюкнув, тот опрокинулся на спину. Отшвырнув «штайр» в сторону, Верлинов осмотрелся. Один головорез убит, один оглушен, двое – тяжело ранены. Вертолет оторвался от земли и быстро набирал высоту. Христофор исчез. Высокий полицейский накладывал коллеге жгуты на простреленные ноги. Третий полицейский не подавал признаков жизни.

В середине этого бедлама с пистолетом в руке стоял незаконно проникший в страну секретоноситель высшей категории генерал КГБ Верлинов, имеющий поддельный паспорт на имя американского гражданина Роберта Кордэйла, разыскиваемый греческой полицией за убийство и только что попутно совершивший еще несколько противоправных деяний.