внутренности готовы оборваться, где верх, где низ – не разберешь.

Двигатель работает восемьдесят пять секунд, за это время на высоте двухсот метров можно улететь на шесть километров. Если подниматься вертикально вверх, достигнешь двух с половиной – трех километров, так никто не делает: пояс применяется для форсирования преград и внезапных атакующих прыжков.

Васильев косо взлетел на северо-восток и не собирался переходить на горизонтальную траекторию.

На миг обе стороны прекратили огонь, глядя, как яркая молния ввинчивается в небо. Басмачи подумали, что запущена какая-то смертоносная ракета, на двух участках боевики в панике бросились назад. Но, поскольку ничего не произошло, перестрелка вспыхнула с новой силой.

Кругом царила чернота, звуки боя остались внизу. Впрочем, за грохотом двигателя они бы все равно не были слышны.

– Сорок восемь, сорок девять, пятьдесят, – Васильев вел контроль времени. Прямо по курсу на горизонте показались огни.

«Гузар или Карши, – подумал капитан. – Надо тянуть туда».

Но тянуть уже было не на чем. Вдруг грохот сменился оглушающей тишиной. По инерции пояс еще толкал вверх, но следовало действовать быстро. Васильев нажал кнопку замка, рывком за ручки управления отбросил баллоны назад, тут же нажал кнопку запуска самоспасателя и откинул голову, чтобы раздувающаяся газом ткань не хлестнула по лицу. Он сохранил сноровку и не упустил нужный момент: когда сила инерции иссякла, шар уже наполнился достаточно, чтобы удержать вес тела. Поэтому удалось избежать неприятного падения в пустоту и болезненного рывка подвесной системы.

Теперь предстояло болтаться в ремнях до тех пор, пока не появится подходящее место для приземления либо пока направление ветра не станет неблагоприятным.

Почему-то Васильев вспомнил, что Джек убрался с места взрыва буровой именно таким образом. Он пощупал нагрудный карман. Пленка была цела.

Раскачиваясь на ремнях подвесной системы, капитан плыл в двух километрах над землей. Ветер мягко нес его на северо-восток. Впереди занимался рассвет.

– Вот то, что вы просили. – Роберт Смит протянул пластиковый квадратик кредитной карточки Центрального банка США. – Конечно, были некоторые вопросы – такая сумма наличными... Но я все уладил.

– Спасибо. Я знал, что уладить такой вопрос по силам только журналисту. – Асмодей улыбнулся.

– О въездной визе мы поговорим позднее. – Смит тоже улыбнулся. – Ведь обязательства должны быть взаимными... И не рассматривайте так карточку, они не подделываются. А зайдя в любой филиал банка, вы можете ее проверить. Как поживает наш друг?

– Ведет себя совершенно естественно, мне доверяет. Ему позвонил какой-то тип, назначил встречу. Хочет передать дополнительные материалы. Говорит – очень интересные... Он звал меня с собой.

Смит встрепенулся.

– Когда и где?

– В семь. На Пушкинской набережной, у Крымского моста.

– Хорошо. Очень хорошо, Витя. – Разведчик ободряюще потрепал Асмодея по плечу. – Обратите внимание на следующее...

В то самое время, когда офицер ЦРУ инструктировал гражданина Клячкина, одиннадцатый отдел КГБ СССР готовил операцию передачи.

На видеомониторе, улыбаясь, кривлялся Джек, возился с буровой установкой Чен. Калифорнийский номер «Доджа» и специфический пейзаж позволяли судить, что дело происходит в одной из пустынь Большого Бассейна. Следующий кадр прояснял дело: королевская змея водится только в Мохаве. Чен был известным любителем свежей змеиной крови и парного мяса, что упрощало идентификацию личности. Оборванный кадр не вместил реакцию дублера на своеобразный продукт.

– Еще раз. – Верлинов сделал знак рукой.

Снова закрутилась доставленная спецрейсом лента. Она обошлась в двенадцать миллионов рублей, пятьсот тысяч долларов и восемь человеческих жизней. Сидевший в углу майор Васильев смертельно устал. Он пролетел под шаром самоспасателя семьдесят километров за три часа, из управления национальной безопасности Сурхандарьинской области по сохранившейся со времен единой Системы специальной связи соединился с Верлиновым и впал на три часа в болезненный тяжелый сон, не приносящий отдохновения. Верлинов поднял на ноги органы безопасности трех среднеазиатских республик, а также российские части, дислоцированные в некоторых из них.

В результате к восьми утра лагерь был деблокирован. По словам участников акции, моджахеды не имели шансов на успех, почти две трети их к моменту окружения оказались убитыми или ранеными.

Васильев ничего этого не знал, потому что в том же тяжелом забытьи провел двенадцать часов в стальном, гулко трясущемся чреве огромного транспортника, где он был единственным пассажиром, а пленка – единственным грузом.

Итоги боя – восемь убитых и двенадцать раненых – он узнал уже в отделе и подумал, что оптимизм освободителей вряд ли обоснован. Вырезали бы всех, опоздай подмога на час-полтора!

Он мучительно вспоминал имя или фамилию старшего десятки «альфовцев», но нельзя вспомнить то, чего не знаешь: они общались безлично. Да и от знания никакого проку бы не было: пофамильные списки потерь не поступили. Единственное, в чем он уверен, – в смерти Джека. Такие предчувствия обычно сбываются...

На мониторе повторялись явно любительские кадры, снятые, если верить пробивающему время таймеру, 16 июля 1991 года в четыре часа пятнадцать минут пополудни. Аналитики ЦРУ легко установят, что русские шпионы проводили незапланированное бурение в районе точки инициирования, залегающей в данном секторе Мохаве всего на сорока метрах. Сопряженная с ней точка проявления находилась в разломе Сан-Андреас, простирающемся от Лос-Анджелеса до Сан-Франциско и угрожающем сейсмической безопасности обоих городов. Как говорили древние римляне: «Умному достаточно».

Ролик закончился.

– Очень хорошо, – сказал Верлинов. – Итак, эту пленку снял Джек, чтобы успокоить семью. Я, мол, жив и здоров. Своеобразный видеопривет – дело обычное для нелегалов, долго находящихся «на холоде».

– Очень важно правильно передать ее. Здесь не должно быть ни малейших натяжек. Доложите ваш план.

Межуев откашлялся.

– Легенда такая. Капитан Резцов изображает уволенного за пьянство сослуживца Джека и его старого друга. Обозленный на руководство, он решает разоблачить происки КГБ в США. Тем более Джека уже нет, и он считает, что таким образом выполняет свой долг и мстит за него. Он достает кассету, присланную Джеком для своей семьи еще в девяносто первом. К ней прикладывает отчет Джека. Чтобы предать документы гласности, он выходит на автора скандальных статей о планах подземной войны – известного социолога Каймакова.

– Все ли тут достоверно? – поморщился генерал.

– В момент передачи Резцова убивают, – продолжил Межуев. – Это повысит достоверность.

– Да, пожалуй... А кто убивает?

Человек с расплющенным носом боксера вскочил со стула.

– Старший прапорщик Григорьев! – доложился он. – Я убиваю!

– У вас должно получиться убедительно, – одобрил Верлинов.

– При передаче присутствует Асмодей, – продолжил Межуев. – Он завладевает кассетой и передает ее Роберту Смиту. Асмодей предполагает, что Смит будет наблюдать момент передачи, значит, степень достоверности окажется чрезвычайно высокой.

– Что ж, план неплохой, – задумчиво проговорил Верлинов. – Надо тщательно проработать детали. Прокалываются всегда на мелочах. А где отчет?

Межуев положил на стол лист бумаги. Все внешние атрибуты документа были на месте – гриф «Совершенно секретно», красная полоса по диагонали. Так оформлялись все отчеты нелегалов.

«... В период с 10 по 21 июля 1991 года мною совместно с подсобным агентом Ченом проведено бурение