четверки.

– Ничего, – ответил он. – Пока ничего.

Верлинов вспомнил составленную руководителем темы «Сдвиг» Даниловым сетку точек инициирования и точек проявления, увязанных с возможными целями в городе "X". Сетка была исполнена в одном экземпляре, имела гриф «Совершенно секретно», хранилась в кейсе с пиропатроном в личном сейфе начальника одиннадцатого отдела. Несведущий человек не смог бы в ней ничего понять. Только Данилов и Верлинов знали, на одномасштабную карту какого города следует наложить совершенно секретную сетку, чтобы точки проявления совпали с целями.

Город назывался Москва.

Решения толковища выполняются куда точнее и четче современных законов и правительственных постановлений. Да и в былые времена так было. Только решения Политбюро приближались к ним по силе, потому что наказание за неисполнение и тех и других одинаковое – смерть. Если не физическая, то гражданская, многие руководители разницы не делали – организмы у них на снятие, исключение и строгач инфарктами отзывались.

На рынках столицы и во многих коммерческих ларьках пятидесятитысячные купюры принимать отказывались – себе дороже обойдется. И в катраны с ними соваться избегали: меняли где-нибудь тайком, будто и впрямь краденые. Официальные ночлежки на дезинфекцию закрылись от греха, притоны дешевые опустели.

Клык через нового порученца пригласил к себе участкового, про жизнь спросил, результатами экспертизы поинтересовался.

– Никак у нашего криминалиста руки не дойдут, – объяснил Платонов. – Столько краж, он на куски разрывается.

Клык сочувственно покивал.

– Работа, конечно, на первом месте быть должна. А за сверхурочные отдельно платить надо. Пусть он сегодня ночью сделает...

Порученец повертел пачку десятитысячных купюр, чтобы можно было оценить ее толщину, и ловко вложил в карман милицейского мундира. Сам пахан избегал оставлять свои отпечатки на чем бы то ни было.

– Раз срочно, я скажу...

– Тут еще вот какое дело. – Клык доверительно наклонился вперед. – Когда вся эта заваруха шла, в подъезде какие-то люди были. Не наши, не ихние, не ваши. Кто такие, куда делись? Может, они нас и обворовали? Как бы ваших ребят расспросить, которые первыми приехали?

Порученец приготовил еще одну пачку, но Платонов отгородился ладонью.

– Не, с теми говорить бесполезно. Они злые, как волки. Чуть что – в глотку вцепятся.

Участковый подумал.

– В дело бы можно заглянуть, да оно в прокуратуре... Клык ждал.

– Знаете, я сейчас по квартирам пройду, поспрашиваю. Может, кто дома был и чего слышал...

– Правильно, лейтенант, – одобрил Клык. – Здорово вас учат! У меня на площадке бабка живет, матери-покойницы подруга. Она всегда дома и подглядывает, подслушивает, вредная карга!

Через несколько минут, с большими предосторожностями впущенный в квартиру «карги», участковый беседовал на кухне с хозяйкой.

– Фроська тоже непутевая была, – рассказывала высокая, высушенная годами старуха, часто моргая блеклыми, слезящимися глазами. – Мы с ней рядом еще в деревне жили, а когда Москва пришла, снесли все – совсем соседи стали. Когда мужа зарезали, она с рельс сошла: и пьянка, и мужики... И Васька рос непутевым, я же в школе работала, хоть не в его классе, да все знали...

– Жалобы на соседа есть? – официально спросил лейтенант, прерывая поток воспоминаний.

– Да так он безвредный. – Старуха пожала плечами. – Только балбесы его на лестнице околачиваются, плюют, окурки бросают...

– Выгоним. – Лейтенант сделал пометку в блокноте.

Старуха схватила его за руку.

– Боже упаси! Пускай стоят! Сюда же никто чужой не идет! Весь соседний подъезд позассали, пьют с утра до вечера. А как квартиры грабят! А у нас все тихо. Пускай стоят!

– Ну раз так. – Платонов вычеркнул пометку.

– Вы им только скажите, чтоб не плевали и не мусорили.

– Скажу. – Участковый сделал еще одну пометку.

Явно выраженная готовность оказать содействие размягчает не избалованных внимательным отношением граждан и делает их верными друзьями участкового, даже если реальное содействие и не оказано.

– Говорите, тихо у вас, а какая пальба была! – приблизился к нужной теме лейтенант.

– Страх Господний! Я за дверью стояла, так чуть не оглохла, они совсем рядом бухали!

Она всплеснула руками.

– Ты скажи, они мою дверь прострелят насквозь?

Дверь была из железа, «четверки».

– Могут. Смотря из чего садить будут.

– А я, дура, не береглась, на нее надеялась...

– Чего же стояли, когда стрельба шла?

Старуха вытерла слезящиеся глаза.

– Так в «глазок» смотрела. Дома-то скучно одной, я и смотрю. Как разведчица – кто пришел, кто ушел. И вы сюда часто ходите, его проверяете, негодника. В тот день тоже были. Вначале незнакомый человек пришел, потом Федор, царствие ему небесное, туда-сюда бегал, потом три каких-то бугая с чемоданом, а уж потом вы подождали немного и Ваську увели, я уж думала – насовсем.

А потом стрелять начали, как в кино, только ничего непонятно – кто, в кого, почему... В кино все видно, а здесь не разберешь! Вначале бандиты дверь открыли, тут как загрохочет, и они попадали, еще один подбежал – тоже свалился... Потом приличный человек, но с пистолетом, в квартиру зашел, а милиция приехала и автоматом в него – тык. Только он из госбезопасности оказался.

– Как вы узнали?! – резко выдохнул лейтенант.

– А у него документы проверили. И фамилию называли.

– Не запомнили? – почему-то шепотом спросил участковый.

– Так я ж все записываю! – гордо сказала старуха.

Платонов оторопел.

Через несколько минут он держал толстую тетрадь, содержание которой привело бы в ужас Клыка и, безусловно, стоило жизни старухе. Аккуратным учительским почерком в ней описывались результаты наблюдения за соседней квартирой. Схематично давались приметы посетителей: отвратительная рожа, два бандита, верзила со шрамом.

«Майор милиции Еремкин из уголовного розыска МВД, капитан госбезопасности Васильев», – нашел он наконец то, что искал.

– Так их двое было?

– Говорю же: непонятно ничего. Раз две фамилии, значит, двое! Платонов пролистнул еще несколько страниц. Единственной фигурой,

обозначаемой безошибочно, являлся он сам. «Приходил участковый, выходил, вернулся... Снова участковый, заходил три раза...» Неслужебные контакты с поднадзорным рецидивистом Зонтиковым задокументированы предельно точно.

Несколько минут он размышлял, механически переписывая в свой блокнот фамилии интересующих Клыка людей.

– Вот что, бабушка, эту тетрадь я заберу. Дело тут государственное, секретное, спасибо, что помогли. Но рассказывать ни о чем никому не надо. И новых записей лучше не делать.

Получив нужные фамилии. Клык явно обрадовался, хотя вида старался не подавать. Порученец засунул в карман мундира вторую пачку купюр. Платонов ждал этого и воспринял как должное.

– Как бы узнать про них подробней? – Клык помахал листком с записями. Платонов помолчал. Одно дело