желая оправдать ее выпады против него, размышлял доктор.
Троллейбус, касаясь длинными щупальцами электрических проводов, протянутых над линией его пробега, плавно катился по улицам города. Люди входили и выходили. Иван Иванович сидел, глубоко задумавшись, обнимая обеими руками добротный кожаный портфель. Кто-то портфелем же сбил набок его соломенную шляпу и извинился. Иван Иванович, не оглядываясь, поправил ее. Он ехал на Ученый совет, который заседал в институте два раза в месяц. На повестке вопрос о подготовке к новому учебному году. Кончается время каникул… Скоро, скоро зашумят студенческие сборища. А Варя уже не побежит чуть свет на Пироговку или в одну из учебных баз института: детскую больницу имени Павлика Морозова, городскую на Калужской или в глазную клинику. Кончилась пора Ва-риного студенчества.
«Неужели, неужели я разлюбил ее? — спросил себя Иван Иванович, не ощутив прежней теплоты при мысли о Варе. — Какое же это несчастье, и в первую очередь для меня самого!» Ему сразу представилась вся его жизнь с нею, рождение сына, ее поездка на практику в летние каникулы. Она вместе с группой студентов, тоже окончивших четвертый курс, поехала в Солотчинский район Рязанской области. Мишутке тогда исполнился год, и она взяла его с собою. Какая гнетущая пустота была в комнате, где каждая мелочь напоминала о них! Унылыми стали вечера в одиночестве! И однажды он нагрянул к ним как консультант От кафедры.
— У нас здесь даже кремль есть, будто в Москве_ сказала ему обрадованная Варя. — И правительство наше районное тоже помещается в кремле. Ты можешь мне писать так: Солотча, кремль, Варваре Громовой.
Кремль был монастырем, основанным в четырнадцатом веке. Мощные стены его, сложенные из прокаленного кирпича, далеко виднелись над окской поймой, а рядом деревянные домики, здание районной больницы и могучие над желтизной песков сосняки. Такова Солотча, «ворота в Мещерские леса», как с гордостью говорили о своем центре солотчинцы.
Варя и Иван Иванович с Мишуткой на руках стояли у избы на краю обрыва. Высоченные сосны качали пышными вершинами у их ног, взбегали на обрыв. За соснами, за Окой зеленели заливные луга, густела вдали синь лесов, громоздились над горизонтом бело-сизые башни туч.
— Как тут хорошо, правда? — спросила Варя. — Но мне везде хорошо с тобой. — Она взглянула на Мишутку, взяла его маленькую ручонку. — С вами.
Тогда уже возникали споры между супругами, но такого расхождения, как сейчас, не было.
«Отчего же возникло оно? Ведь не только потому показалась мне прекрасной Солотча, что там виды на Оку и такие леса и озера в Мещере. Нет, главное было, конечно, в ней, в Вареньке. И как бы я хотел вернуть то согласие между нами!»
Выйдя из троллейбуса у Манежа, Иван Иванович поспешил в библиотеку. Легкое и величавое ее здание, построенное архитектором Баженовым, всегда вызывало у хирурга чувство восхищения. Но сегодня ощущение прекрасного лишь усилило в нем глубоко запрятанную грусть.
«Творит не только скульптор или архитектор, но и рабочий у станка. И мне тоже хочется внести свою Долю в общее дело», — подумал Иван Иванович, входя во двор любимого им дома, в бело-голубом читальном зале которого он провел столько незабываемых часов.
19
На другой день после работы Иван Иванович поехал на Пироговку в медицинский институт, намереваясь по пути заглянуть в Библиотеку имени Ленина.
Выйдя на просторную Калужскую улицу, по обеим сторонам которой, окруженные группами старых деревьев, желтели двух- и трехэтажные корпуса городских больниц, Иван Иванович задумчиво осмотрелся. Он работал здесь уже семь лет. Как только кончилась война и он с Варей приехал в Москву, Калужская стала для них родным местом. Здесь он готовил докторскую диссертацию, здесь же, став доктором наук и пройдя конкурс во II медицинском институте на звание профессора, начал преподавать на кафедре хирургии. Кафедра эта издавна существовала на лечебной базе городской больницы. Два раза в неделю ее аудитория заполнялась сотнями студентов, приезжавших сюда на лекции и на практические занятия из II медицинского института, находившегося на Пироговке. Лечебные базы института были разбросаны по всему городу, что отнимало у студентов много времени, зато давало им богатую, разнообразную практику.
Так в жизнь Ивана Ивановича вошла большая преподавательская работа. Оставаясь по-прежнему хирургом отделения, он начал преподавать студентам теорию и практику своего любимого дела. В прошлом году среди его слушателей была Варя Громова. Читая лекцию, профессор издалека видел ярко- черноволосую голову жены; Варя всегда садилась на самые верхние скамьи наклонного зала. Слух и зрение у нее были превосходные, и она чувствовала себя «на галерке» очень хорошо.
— Я вижу, как птица, слышу, как заяц, а нюх у меня лисий, — шутливо хвалилась она иногда.
«Во многом она осталась прежней в боязни стеснить кого-нибудь, в стремлении к самостоятельности (даже фамилию после замужества оставила девичью), и целеустремленность та же. Но в своем отношении ко мне она сделала поворот на сто восемьдесят градусов! Вот так рубанула! Не лучше самодура Скоробогатова», — думал Иван Иванович, шагая к остановке троллейбуса и обгоняя толпы людей, стремившихся кто домой, кто в Центральный парк культуры и отдыха, вход в который со стороны Калужской улицы разделял две старинные городские больницы. Из парка доносились зовущие звуки оркестра.
«Народ гуляет, веселится, танцует. Варя никогда» не увлекалась танцами. С тех пор как я ее знаю, она бьет в одну точку, словно дальнобойное орудие: учиться, учиться, учиться! Все у нее подчинено этому, в том числе Мишутка и я. Она очень деятельна, но в то же время заботливая мать и верная жена». — точно желая оправдать ее выпады против него, размышлял доктор.
Троллейбус, касаясь длинными щупальцами электрических проводов, протянутых над линией его пробега, плавно катился по улицам города. Люди входили и выходили. Иван Иванович сидел, глубоко задумавшись, обнимая обеими руками добротный кожаный портфель. Кто-то портфелем же сбил набок его соломенную шляпу и извинился. Иван Иванович, не оглядываясь, поправил ее. Он ехал на Ученый совет, который заседал в институте два раза в месяц. На повестке вопрос о подготовке к новому учебному году. Кончается время каникул… Скоро, скоро зашумят студенческие сборища. А Варя уже не побежит чуть свет на Пироговку или в одну из учебных баз института: детскую больницу имени Павлика Морозова, городскую на Калужской или в глазную клинику. Кончилась пора Ва-риного студенчества.
«Неужели, неужели я разлюбил ее? — спросил себя Иван Иванович, не ощутив прежней теплоты при мысли о Варе. — Какое же это несчастье, и в первую очередь для меня самого!» Ему сразу представилась вся его жизнь с нею, рождение сына, ее поездка на практику в летние каникулы. Она вместе с группой студентов, тоже окончивших четвертый курс, поехала в Солотчинский район Рязанской области. Мишутке тогда исполнился год, и она взяла его с собою. Какая гнетущая пустота была в комнате, где каждая мелочь напоминала о них! Унылыми стали вечера в одиночестве! И однажды он нагрянул к ним как консультант От кафедры.
— У нас здесь даже кремль есть, будто в Москве_ сказала ему обрадованная Варя. — И правительство наше районное тоже помещается в кремле. Ты можешь мне писать так: Солотча, кремль, Варваре Громовой.
Кремль был монастырем, основанным в четырнадцатом веке. Мощные стены его, сложенные из прокаленного кирпича, далеко виднелись над окской поймой, а рядом деревянные домики, здание районной больницы и могучие над желтизной песков сосняки. Такова Солотча, «ворота в Мещерские леса», как с гордостью говорили о своем центре солотчинцы.
Варя и Иван Иванович с Мишуткой на руках стояли у избы на краю обрыва. Высоченные сосны качали пышными вершинами у их ног, взбегали на обрыв. За соснами, за Окой зеленели заливные луга, густела вдали синь лесов, громоздились над горизонтом бело-сизые башни туч.
— Как тут хорошо, правда? — спросила Варя. — Но мне везде хорошо с тобой. — Она взглянула на Мишутку, взяла его маленькую ручонку. — С вами.
Тогда уже возникали споры между супругами, но такого расхождения, как сейчас, не было.
«Отчего же возникло оно? Ведь не только потому показалась мне прекрасной Солотча, что там виды
