— Ну, пошла… — Джура грязно выругался. Она знала: как только повернется к нему спиной, Джура всадит в нее очередь. Трус, не решается стрелять в лицо — боится взгляда в упор.

Мелькнула в чащобе тень. Кто-то неслышно, от дерева к дереву приближался к ним двоим на поляне. Свой? Чужой? Марии видно, Джуре нет, стоит спиной. Девушка вся внутренне собралась, надежда вновь ожила в ней: ведь небо пока над головой, и ветка орешника касается лица. Тот, кто бежал, выскочил на край поляны, метров за двадцать, прижался к дереву, слился с ним. Она видела, как толстый палец Джуры лег на спусковой крючок. И тогда властно, как научилась за последние дни пребывания в банде, приказала:

— Стреляй!

И удивилась: очереди она не должна была бы услышать. Потом сообразила: не она падает на землю — Джура ткнулся лицом в траву, бьется в предсмертной судороге. Тот, третий, а не Джура выполнил ее команду.

К ней бежал Остап Блакытный, на ходу передергивая затвор.

— Мария! На секунду бы опоздал…

— Значит, не отлита еще для меня пуля, Остапе….. — Мария хотела сказать парню какие-то очень значительные, нежные слова — он ведь спас ей жизнь — и не могла их отыскать, сказала только: «Спасибо!» Голос ее дрожал. Во рту пересохло. Нервная дрожь била тело. Нелегко встречаться со смертью. Мария опустилась на землю.

Остап понял, что с нею происходит, торопливо отстегнул фляжку.

— Выпей, водка.

Поднял «шмайсер», быстро очистил его от земли, протянул Горлинке.

— Посмотрел бы хоть, кого убил, — сказала Мария.

— Некогда. Уходить надо отсюда — наших всех перебили. Торопясь, Горлинка!

— Не наших, врагов перебили. — Мария уже успокоилась, поправила одежду, вскинула автомат на плечо. — Чуешь, Остапе? Врагов перебили — и твоих и моих… А поторопиться действительно надо! Быстрее, быстрее!

Они пошли по лесной тропинке след в след, как привыкли ходить за последние месяцы. Шли туда, где недавно свинцовой грозой обрушился на овраг короткий бой. На полпути нм встретился Розум.

— Кончилась твоя бандитская жизнь, Остап, — весело сказал он. — Начинай новую. Первые шаги в ней у тебя получились неплохо…

Розум повернулся к Марии.

— Тебе не следует идти к балке, Горлинка, — мягко посоветовал он.

— Почему?

— Там оперативные группы, «ястребки» — не надо, чтобы тебя видели. К сожалению, этот бой не последний…

— Взгляните, — начальник облуправления МГБ протянул Марии фотокарточку.

Мария всмотрелась в плотный квадратик картона. Фото было сделано наспех, экспозиция при печати не выдержана, потому и поплыл по фотобумаге серый фон. На фотографии была изображена девушка: большие темные глаза, высокий лоб, прямые брови, надменный взгляд, короткая, почти мальчишечья прическа. Красивая дивчина. Мария могла поспорить, что с этой девушкой она уже встречалась. Полковник пристроил фотографию к подставке с карандашами, полюбовался, добродушно поторопил:

— Вспоминайте…

Мария смешно хмурила брови, подстегивала память, наконец, сдалась:

— Не знаю, кто такая. А кажется, виделись.

— Тогда гляньте в зеркало.

Полковник снова взял фото в руки.

— Это вы, — сказал очень серьезно.

— Не похожа, — будто и не удивилась Мария, — во-первых, взгляд… Потом — у меня косы…

— Да, различия имеются. Знаете, откуда фото? Найдено при обыске у одного эсбековца. А это приложение к нему, — полковник вручил Марии листик папиросной бумаги.

Это был смертный приговор Марии Шевчук, учительнице Зеленогайской начальной школы, вынесенный краевым проводом националистов «за зраду великої справи, яка привела до загибелі славних синів нашої героїчної боротьби».

Мария привычно отметила, что приговор оформлен по всем бандитским «правилам»: две подписи справа и слева, вверху — националистические призывы, снизу в правом уголке — «місце постою»[11]. Она спокойно положила листок на стол — рука не дрогнула. А в глазах мелькнули и погасли злые, быстрые, как вспышка выстрела, огоньки. Полковник заметил этот моментальный, почти неуловимый, всплеск ярости.

— Спокойно, товарищ Шевчук. На кого злитесь?

— На себя. Где-то ошиблась, раз эсбековцам стало известно о моей роли в операции «Гром и пепел». — Добавила деловито: — Значит, при встрече мне надо стрелять первой.

— Ого! — улыбнулся полковник. — Правильно о вас докладывали — не из пугливых. Лично вы нигде не ошиблись. СБ пришла к выводу о вашей подлинной роли в уничтожении банд на основании анализа причин провала операции. Одному из главарей удалось тогда скрыться. Видимо, он и сообщил подробности. Нам известно, что служба безопасности бандеровцев пыталась отыскать вашу фотографию. Не смогла. Даже ваше личное дело в районном отделе народного образования оказалось без фото. Мы позаботились об этом. Тогда СБ составила ваш довольно примитивный словесный портрет. Дальше, предполагаю, кто-то был загримирован «под вас» и наштампованы эти фотографии. Сходство националистки с учительницей из Зеленого Гая весьма отдаленное. Это очень хорошо. Опознать вас практически невозможно. И все-таки надо быть готовыми к любым случайностям. Эти фотографии розданы наиболее проверенным «боевикам» с приказом искать вас и привести приговор в исполнение.

— Значит, «охота» продолжается?

— Да. И советую отнестись к этому достаточно серьезно. Речь идет не только о вашей безопасности, но и об успехе новой операции. Выражаясь языком летчиков, вы в ней будете ведущим. Ваши партнеры будут вас прикрывать. Очень много зависит от вашей собранности, выдержки, решительности.

— Понимаю. Как вы думаете, что предпримут бандеровцы дальше?

— Насколько я знаю их повадки, могу предположить, что будет подобран конкретный исполнитель приговора. Фото — это скорее пропагандистский трюк — для устрашения своих же: вот, мол, мы какие, ничего не прощаем, под землей найдем…

Была середина лета 1947 года. Разговор этот происходил в одном из старинных западноукраинских городов. Особняк находился на тихой улице, вдали от центра города. Мария долго петляла проулками, прежде чем вышла к этому зданию. Ей необходимо было убедиться, что никто, ни один человек не зафиксирует ее визит.

Одета она была элегантно, но не броско. Погода стояла пасмурная, и Мария надела спортивный костюм из тонкой английской шерсти. Серый цвет был ей к лицу. Белая строгая блузка, модные по тем временам лаковые туфли-лодочки, тончайшие чулки, которые можно было приобрести только у