пистолет.

— Дай закурить, — попросил Остап.

Хлопец достал пачку «Шахтерских».

Нет, не местный, такие папиросы здесь не курят, дорогие они для селянского кармана. Устроились у памятника, закурили.

— Я пошел, — сказал Остап немного погодя.

— Теперь тебе торопиться некуда, — протянул хлопчина. — Это мне надо спешить. Наверное, здорово погода испортилась, если бурю обещают завтра. Ты ничего не перепутал?

— Нет. Сказал тебе то, что сказали мне.

— Добре. Сейчас в лес?

— Туда. — Остап кивнул.

— Смотрите, осторожнее действуйте — буря дело серьезное.

Остап опять кивнул, хотя и не понял, о чем идет речь. Хлопчина ему нравился. Поинтересовался, свидятся ли еще?

— При хорошей погоде. А сейчас — все. Пока.

Хлопец решительно зашагал к селу.

Остап повернул к лесу. Необычное поручение выполнено. Надо выбираться к своим. Что-то там теперь с Горлинкой?

Операция «Гром и пепел» началась успешно.

Как только стемнело, из лесной угрюмой глухомани, из потайных берлог начали пробираться по направлению к Сухой балке группки бандитов. Было их немного, но каждый, давно потерявший человеческое обличье, мог причинить людям тяжелое, непоправимое горе, лихую беду. Ударная группа была одета в форму солдат Советской Армии, вооружена советскими автоматами и винтовками. Именно она должна была ворваться в Зеленый Гай и учинить расправу. Задача остальных — оцепить село кольцом, чтобы никто не выбрался живым. «Уничтожить всех» — так требовал приказ.

Еле приметными тропками пробираются бандиты к Сухой балке — тщательно отработаны маршруты, пересекаются они у памятника панским музыкантам — там стоят, прислонившись к холодным каменным плитам, Горлинка и Розум. Внимательно следят, сколько прибыло «боевиков», все ли направились к Сухой балке. Подошел мрачный Джура. Спросил: «Сколько?» Горлинка ответила.

— Мало, очень мало, — обеспокоенно проговорил Джура. — Я думал, нас больше осталось. Повыбивали в облавах…

Очень встревожен Джура. Не нравится ему все это. И темная ночь кажется не такой темной, как хотелось бы, и кто его знает, что там в селе. И еще не нравится, что исчез Стась. Много лет Стась преданно служил Бандере — почему же его вот так внезапно отстранили без всяких объяснений от важной операции? И не просто отстранили, а может, и прикончили. Хлопцы Розума не шутят… Уходит Джура в темноту, далеко уходит, а потом вдруг сворачивает в сторону, пригибается к земле, ждет…

Не спят и те, кого пригласили на завтра посмотреть «большевистские зверства». Собираются в дорогу, чтобы растащить, оплевать нечистой слюной остатки трагедии, которая вот-вот должна разразиться. Солидный толстый корреспондент западного еженедельника, регулярно публикующего антисоветские побасенки, уже набросал черновик срочного сообщения в редакцию. Останется только подставить местные детали и фамилии: «Ваш корреспондент только что побывал на месте бывшего украинского села Зеленый Гай. Еще дымятся дома украинских фермеров».

Сухая балка — глубокая впадина с обрывистыми краями и голыми кручами. Идеальная западня, она ненасытно поглощала всех, кто пробирался в нее по единственной тропе. Собравшиеся здесь «боевики» ждали последнего приказа. Они молча сидели на земле, не разговаривали, не курили. Запрещено. Изредка тихо звенел металл — магазины автоматов набиты до отказа, патроны в стволах.

— Пора, — решительно сказал Розум. — Горлинка, ты отсюда ни шагу. Без тебя справятся…

Ушел Розум. И оттуда, куда он ушел, ровно в 23.00 взлетела в небо ракета. Рыжий мертвенный свет вырвал из темноты балку, серую живую массу, копошащуюся на ее дне.

И тогда услышали бандиты грозную команду:

— Бросай зброю!

Рванулся к выходу белоголовый Василь со шрамом на щеке — треснула автоматная очередь, упал Василь.

Кто-то из проводников попытался поднять на прорыв своих — застучал пулемет, отрезал дорогу.

— Бросай зброю! Из балки выхода нет! — снова крикнули сверху.

И, словно в подтверждение этих слов, опять заработали пулеметы — трассирующие очереди крест- накрест над головами бандитов перекрыли темную впадину.

— Сдаемся!

И потянулись к выходу из западни бандеровцы. Они угрюмо отворачивали щетинистые лица от лучей фонариков, бросали в кучу оружие, покорно поднимали руки. Ошеломленные случившимся, они даже не удивлялись, увидев среди тех, к чьим ногам швыряли автоматы и пистолеты, Розума и его «туповатых» хлопцев.

Антинародное подполье, бандитские шайки в обширном лесном районе были ликвидированы одним ударом. В облаве принимали участие оперативные группы — чекисты тоже хорошо подготовились к операции «Гром и пепел». Среди участников облавы были лейтенант Малеванный, зеленогайские комсомольцы Иван Нечай, Надийка, Степан Костюк, другие хлопцы из истребительного отряда.

Пленных построили в колонну, по бокам ее стали автоматчики.

— Где Джура? — внимательно всматриваясь в лица бандитов, спросил Розум. — Не хватало еще, чтобы этот волк сбежал!

Но Джура не сбежал. Услышав выстрелы, он понял, что банды попали в ловушку. И сразу догадался, кто ее устроил. Джура бросился к памятнику.

…Мария стояла под стволом автомата, сердцем отсчитывая секунды. Ее лицо ничего не выражало — это неправда, что в трагические, вдруг, внезапно наступившие минуты лица человеческие искажаются болью, ненавистью, страхом. Она слишком долго готовилась к этому, все продумала и взвесила, чтобы теперь лицо ее выражало что-нибудь, кроме усталости. А мысль напряженно билась, рвалась, искала выхода. Нет, не может быть, чтобы вот так, по-глупому, под самый конец погибнуть!

— Стреляй, — сказала Мария.

Джура поднял автомат. Он усмехнулся и зло проговорил:

— Теперь ты заплатишь за все…

Ее автомат, выбитый внезапным ударом, упал на землю. Лежит, зарывшись стволом в траву, с почти полным магазином — только одну очередь сделала из него Мария. А если внезапно, в броске, схватить «шмайсер»? Не успеть, Джура стережет каждое движение.

Джура трусит. Глаза у него бегают. Прислушивается к выстрелам, чем реже они, тем больше нервничает бандит, торопится, прикидывает — успеет ли отсюда уйти потайными стежками. Почему он все- таки не стреляет? Ага, все еще сомневается, кто она: Горлинка, Мария Шевчук, Зоряна… Да нет, не сомневается — просто по бандитской привычке хочет покуражиться, привык ведь убивать безнаказанно.

Спокойно… Спокойно… В народе говорят, что самые злые собаки не выдерживают человечьего взгляда. Перед нею тоже собака, нет, хуже собаки — существо, утратившее все чувства, кроме двух: жажды убийства и стремления во что бы то ни стало спасти шкуру.

— Не-е-е… так просто ты не умрешь… — сказал Джура. — Сперва помучишься, на жердыне покрутишься, хлопцев потешишь, а уж потом…

Бои затихал. У него мог быть только один исход — это знали и Мария и Джура.