Гром. Вы тогда еще третьим с правого фланга стояли, друже Ярмаш. Оттуда, наверное, все хорошо было видно, не правда ли?

Стась побледнел, лиловые круги четче обозначились под глазами.

— Вы… откуда знаете?

— Могу сказать… Следствие по делу Грома вела я. Кстати, тогда у меня еще не было таких полномочий, как сейчас…

— На что вы намекаете?

— Не намекаю — предупреждаю: каждый, кто мешает свободной Украине, подохнет, как пес. Ишь ты, намекаю!.. Я вам не возлюбленная, чтобы намекать. Мое дело приказывать, ваше — выполнять. — И, не давая опомниться, продолжала: — Еще одно. Вы, конечно, не забыли, что вам лично обещано за успешное выполнение операции «Гром и пепел»? Обещание остается в силе. Но только я могу отдать приказ о вашем уходе за кордон. В случае срыва операции, моей гибели или других чрезвычайных обстоятельств никто не сможет осуществить то, чего вы так желаете.

Горлинка говорила сухо, официально, ровным, бесцветным голосом. Она изменилась до неузнаваемости: с проводником говорил человек, который привык командовать и не терпел ослушания. Стафийчук уже не раз проклинал ту минуту, когда вздумал вербовать учительницу. Эта чертова девка может всадить пулю в лоб — и глазом не моргнет. Или отдаст приказ — и тебя, не колеблясь, расстреляют свои же собственные «боевики».

— Так что в ваших интересах, Ярмаш, чтобы со мной ничего не случилось, — многозначительно подвела итог Горлинка. Она отлично знала волчьи нравы главарей крупных и мелких банд.

Поняв это, Стась сделал соответствующие выводы.

— Что вы, что вы! Великая для меня честь встретиться со славной дочкой нашего… — семинарист, выученик униатов, громкими словами прикрывал растерянность.

— Бросьте! Лучше постарайтесь покрепче запомнить то, что я вам сказала…

Стафийчук запомнил. Он молча глотал обиды, вымещал злость на «боевиках», всячески старался завоевать доверие Горлинки.

Подготовка к совещанию проводников шла полным ходом. План Стафийчука по объединению мелких бандеровских групп был одобрен Горлинкой и Розумом. Правда, в последнюю минуту Стась заколебался: мелкие группы оперативнее, в случае провала уничтожено будет одно звено, другие останутся невредимыми. Но если чекисты нащупают объединенную банду — не уйдет никто.

— Пустое, — возражала Горлинка. — Общими силами можно такие дела закрутить! Волков бояться — в лес не ходить… В крайнем случае после операции опять рассредоточим наши силы. Ясно ведь — придется нам покидать этот район.

— Знает ли краевой провод о наших планах? — спрашивал Стась.

— В этой зоне ни один шаг не делается без ведома Рена, — отрезала Горлинка. — И вообще примите мой совет, Ярмаш, — не болтайте много на эту тему…

Розум тоже настаивал на решительных действиях. Оставалось согласовать обе операции во времени. Откладывать их Горлинка не разрешила: агенты доносили, что в селах, которые бандеровцы, занятые внутренними делами, не тревожили, наблюдается затишье, серьезных воинских подразделений вблизи нет.

Несколько раз исчезал Блакытный. Он появлялся весь забрызганный грязью проселочных дорог, небритый, усталый, вконец измотавшийся, и заваливался отсыпаться.

Какие дела водили его по лесным чащобам, никто не знал, да и не допытывался. Горлинка уходила с ним в лес, подальше от любопытствующих ушей и глаз, и там Остап докладывал о результатах своих походов.

В банде втихомолку поговаривали о слишком явной симпатии Горлинки к голубоглазому хлопцу. Остапу завидовали. Бандеровцы считали, что Горлинка своею властью вырвет Блакытного из леса, заберет с собой «туда»… Куда — об этом только догадывались.

Горлинка уже давно не обращала внимания на слухи, сплетни, на грязь, которую в нее бросали. Она относилась к этому как к неизбежному злу. Но каждый раз внимательно прислушивалась к тому, что говорят о ней: вредит ли это ее делу или нет? В данном случае разговоры были на пользу: было бы странно для бандеровцев, если бы молодая курьерша строила из себя недотрогу. Вместе с тем Горлинка была довольна тем, как развивались ее отношения с Остапом. Вот и сегодня у них состоялся очень интересный разговор.

Остап, как обычно, сжато доложил о выполнении задания. Ходил он в Зеленый Гай — дело было срочное, спешное, пришлось, рискуя быть опознанным, появиться на околице села днем. Все сошло благополучно.

Горлинка сидела на пригорке. Остап стоял рядом.

Неподалеку от них ржавым холмиком возвышался муравейник. Рыжие муравьи деловито сновали по тропинкам, тащили в свой дом былинки, стебельки и прочий строительный материал. Остап задумчиво наблюдал за ними, даже помог какому-то работяге — убрал прутик, преградивший дорогу.

— Вот все, даже муравьи, строят, только мы разрушаем…

— Не кисни. Осталось недолго.

— У вас все ясно, Мария Григорьевна. Зато я свою жизнь перегородил такими греблями, что век не разгородить.

— Мне бы твои заботы. — Мария совсем по-бабьи пожаловалась: — Устала я, Остапе. Очень устала…

Тучки на небе собрались в стаю и двинулись к горизонту.

— Пора, — девушка встала. — Все понял?

— Сделаю, Мария Григорьевна, не беспокойтесь!

— Смотри, от тебя многое зависит.

— И жизнь моя тоже…

Остап вскинул на плечо автомат. Еле приметной тропинкой, по которой и идти можно было только согнувшись, они вернулись на базу.

— Стась что-то затевает, — предупредил через несколько дней Марию Остап. — Нюхом чую — дело нечистое.

— А точнее?

— Притих сильно — не в его характере. Курьеров своих посылает к проводникам. Твои курьеры идут и его. С чем, никто не знает. И заметь: все больше Василь ходит, Мыкыта, Юрась, а они со Стасем еще при немцах гуляли по лесам. Неспроста все это…

Симптомы какой-то внутренней, незаметной другим деятельности в банде Мария тоже заметила. И что курьеры Стася куда-то уходят, тоже видела. Вот только внимания на это раньше не обратила — жаль. Пожалуй, правильно Остап волнуется. От Стася всего можно ожидать. Трудно надеяться, что он окончательно смирился, доверяет ей до конца. Слишком уж необычными были обстоятельства, при которых они познакомились и «подружились». Возможно, Стась по своим каналам все еще пытается навести о ней справки. Все никак не успокоится… Не верит — звериные инстинкты для таких, как он, проживших не один год в лесу, часто значат больше, нежели все другие аргументы. Почему волк иногда минует западню? Шел прямо в нее, а за десяток шагов свернул…

— Ты можешь узнать, что передают курьеры Стася проводникам? — спросила Горлинка Остапа.

— Вряд ли, — засомневался хлопец. — Ты же знаешь наши порядки: что известно одному — до того другому дела нет.

— Надо, Остап. Я могу, конечно, призвать сюда и Стася и его курьеров, потребовать, чтобы сами сказали. Только думаю, на такой случай у Стафийчука разработана запасная версия — отбрешется.