обложке которых были отпечатанные по трафарету слова «Воинство Господа».

Название «Воинство Господа» впервые прозвучало публично в 1982 году, когда врач, производивший аборты, Гектор Зеваллос и его жена были захвачены в Иллинойсе: их похитители использовали это наименование в переговорах с ФБР. С того времени «Воинство Господа» оставляло свои визитные карточки на местах взрывов в клиниках, и анонимно опубликованное произведение, которое я сейчас держал в руках, стало синонимом религиозного экстремизма. Это было своего рода «Поваренной книгой Анархиста» для верующих крутых ребят, руководство, как взрывать объекты собственности или, по мере надобности, людей к вящей славе Господней.

Луис держал в руках объемистую откопированную книжку. Одну из множества, рассыпанных по полу книг с каким-то списком.

– Клиники, производящие аборты, клиники, где лечат больных СПИДом, домашние адреса врачей, номера автомобилей активистов по борьбе за права человека, списки феминисток. Геи здесь на третьей странице: вот он, Гордон Истмен – борец за права геев в штате Висконсин.

Я сунул книжонку «Воинства Господа» обратно в коробку.

– Эти люди поставляют руководство, как устроить хаос местного значения, любому злобному придурку, у которого есть почтовый ящик.

– Ну, так где же они? – спросил Эйнджел.

Мы все втроем одновременно взглянули на потолок, туда, где был второй этаж дома. Эйнджел издал тихий стон:

– Я должен был спросить.

Мы тихо поднялись по ступенькам – Луис впереди, Эйнджел за ним, я прикрывал тыл. Комната, в которой горел свет, располагалась в самом конце коридора в передней части дома. Луис остановился у первой двери и быстро осмотрелся, чтобы убедиться, что за ней никого нет. В этой комнате стояли только железная кровать и шкаф, наполовину заполненный мужской одеждой, в то время как смежные комнаты были полностью лишены всякой мебели и даже намека на то, что она здесь когда-то была.

– Может, он устраивал распродажу ненужных вещей? – предположил Луис.

– Конечно, но потом кому-то не понравился его товар, – с серьезным видом, стоя вплотную к двери единственной освещенной комнаты с оружием наизготовку, ответил Эйнджел.

Внутри оказались кровать, электрообогреватель и стенка из книжных полок, заполненная книжками в мягких обложках; наверху стоял цветок в горшке. Здесь был небольшой гардероб с костюмами Картера Парагона, большая часть которых лежала на кровати. Деревянный стул, один из двух, стоял около туалетного столика. Портативный телевизор на дешевой подставке был выключен.

Картер Парагон сидел на втором деревянном стуле в луже крови на ковре вокруг него. Его руки были заведены за спину и скованы наручниками. Перед смертью преподобного жестоко избили: один глаз был разбит, лицо, распухшее от ударов, напоминало кровавый фарш. Ноги были разуты, и два пальца на правой ноге раздроблены.

– Посмотри-ка сюда, – сказал Эйнджел, указывая на спинку стула.

Я взглянул и содрогнулся. Ногти четырех пальцев его руки были вырваны. Я попытался нащупать пульс. Его уже не было, но тело все еще не остыло. Голова Картера Парагона запрокинулась назад, лицо уставилось в потолок. Рот был открыт, и из кровавого месива торчало что-то маленькое и коричневое. Я вынул носовой платок из кармана, просунул его в рот мертвеца, извлек этот предмет и поднес его к свету, чтобы лучше рассмотреть. Нитка кровавой слюны стекла с него и упала на пол. Это оказался кусочек глины.

Той же ночью мы направились обратно в Скарборо. Эйнджел и Луис поехали прямо, а я еще заскочил в Огасту. Из телефона-автомата я позвонил в редакцию «Портленд Пресс Джеральд», попросил, чтобы меня соединили с отделом новостей, и сообщил женщине, которая ответила, что в доме Картера Парагона в Уотервилле находится труп, но полиция пока не знает об этом. Затем повесил трубку. По крайней мере, «Джеральд» сообщит информацию в полицию, а те, в свою очередь, постучат в дверь дома Парагона. От вызова службы 911 пришлось отказаться: спасатели запросто отследили бы мое местоположение и устроили так, чтобы меня остановила ближайшая патрульная машина, а то и записали бы мой голос с помощью специального устройства. Я молча вел машину, размышляя о Картере Парагоне и кусочке глины, вставленном в его рот как послание любому, кто обнаружит тело.

Пока я добирался до Скарборо, Эйнджел и Луис уже устроились в моем доме: слышно было, как Эйнджел принимает душ, устраивая в ванной свинарник. Я заколотил в дверь:

– Не безобразничай там! Рейчел скоро приедет, а я только что специально там прибрался.

Рейчел не любит беспорядок. Она из тех людей, которые получают удовольствие от уборки пыли и грязи, даже за другими. Когда бы она ни приехала ко мне в Скарборо, я мог быть уверен, что увижу ее разгуливающей в резиновых перчатках по кухне и ванной с выражением озабоченности на лице.

– Она моет твою ванну? – как-то раз спросил меня Эйнджел так, будто я сообщил ему, что она приносит в жертву баранов или играет в женский гольф. – Я никогда не мою даже свою собственную ванну и уверен, что ни за какие коврижки в жизни не буду убираться в чужих ванных.

– Я не чужой, Эйнджел.

– Ну, нет, – возразил он, – если речь идет о состоянии ванной комнаты, то любой становится чужим.

На кухне Луис, стоя на корточках перед холодильником, вышвыривал из него на пол продукты. Он проверял срок годности полуфабрикатов.

– Черт возьми, ты что покупаешь еду на сезонной распродаже?

Заказывая доставку пиццы на дом, я подумал, а так ли уж хороша была идея, позволить им остаться в моем доме.

– Кто этот парень? – спросил Луис.