Избиение дубинками было наказанием за воровство в лагере, за лжесвидетельствование, за попытку улизнуть от обязанностей путем намеренного нанесения себе ран, а также за уличение в одном и том же проступке три раза. Таково же было наказание за трусость, за брошенный в бою меч или щит, за ложь трибуну в рассказе о собственных подвигах в сражении. Если виновным в трусости перед лицом врага оказывался целый отряд, то казни в нем подвергался каждый десятый воин (децимация). Трибуны собирали легион и выводили вперед тех, кто был виновен в том, что покинул шеренги. Их выстраивали, а затем отбирали по жребию десять процентов; попавших в это число людей забивали камнями или дубинками. Остальных переводили на ячмень вместо пшеницы, а ставить свои палатки им следовало за пределами вала — на незащищенной территории. Все выжившие после битвы при Каннах легионеры вынуждены были есть ячмень и весь год ночевать вне лагеря. За менее серьезные преступления трибуны имели право назначать штраф, требовать поручителей и пороть провинившихся. Римляне не только наказывали нарушителей суровой дисциплины, но и, подобно македонцам, имели систему поощрений. Наградой за выдающуюся храбрость являлся золотой венок. Такие венки вручались первому, кто взбирался на крепостную стену во время осады города (corona muralis) или штурма лагеря (corona vallaris). После захвата Карфагена Сципион наградил золотым венком сразу двоих — центуриона легиона и солдата абордажной команды, которые первыми взобрались на верх стены. Человек, который спас жизнь другого воина, независимо от того, союзник это или римлянин, награждался дубовым венком (corona civica), который вручал ему спасенный. До конца жизни он должен был относиться к своему спасителю как к родному отцу. Ливии пишет, что Минуций Руф, командир конницы, именно так относился к диктатору, Фабию Максиму Кунктатору, который спас его от Ганнибала при Герунии в 217 г. Человека, который, подобно Фабию, спас армию, обычно награждали corona obsidionalis (букв, «венок за освобождение от осады»). Этот травяной венок был самой желанной из всех наград. Плиний Старший, который писал в I в. н.э., смог насчитать только восьмерых награжденных им людей. Награды получали и особенно отличившиеся застрельщики: тот, кто ранил противника при таких обстоятельствах, получал копье. Пехотинец, убивший врага и сорвавший с него доспех, награждался чашей. Проявивший храбрость всадник мог получить какой-нибудь предмет конской экипировки.

На рассвете каждого дня трибуны собирались в палатке консула. Затем они передавали полученные от него приказы ожидавшим у палатки центурионам и декурионам. Те же, в свою очередь, доносили приказ до солдат. Консул, подобно греческим полководцам, каждое утро приносил жертву, а сопровождавший войско авгур толковал знамения. Когда было окончательно решено дать сражение, у палатки консула помещали привязанный к копью пурпурный плащ — свидетельство того, что битва неминуема. Получив приказ, легионы строились внутри укрепления, перед лагерем, и покидали его через преторские ворота. Союзники собирались перед двумя боковыми сторонами вала, напротив своих палаток, и выходили через главные ворота на каждой из сторон. Благодаря этому они, выйдя, сразу занимали свои позиции справа и слева от легиона. Конница покидала лагерь через декуманские ворота и затем продвигалась на свое место на правом и на левом крыле. Конница римлян становилась на правом фланге, а конница союзников — на левом. Если консулы объединяли свои армии, все легионы, должно быть, размещались в центре, так как основной римской тактикой было нанесение мощного удара в центре. Судя по тому, как действовали римляне против Ганнибала и его обходных маневров, специально созданных им для борьбы с легионами, можно сделать вывод, что римские полководцы другой тактики не признавали, по крайней мере, до того времени. От нее не отказались даже после Ганнибала, поскольку она не требовала от полководца никаких тактических способностей. Римские армии выигрывали сражения благодаря тому, что легионер был лучшим солдатом. При построении боевым порядком гастаты образовывали первую линию, принципы — вторую, а триарии — третью. Как и в легионе IV в., описанном Ливием, между манипулами оставлялись пропуски для перестроений шириной в один манипул. Между турмами конницы также были промежутки, необходимые для перестроения и маневра. Эти промежутки между манипулами больше всего затрудняют понимание такого построения. Действительно ли гас-таты и принципы сражались, имея разрывы в строю, как считал, быть может, ошибочно, Полибий? Или же они смыкали свои ряды, как описанные Ливием триарии (см. стр. 128)? Некоторые комментаторы предполагают, что солдаты в каждом манипуле «продвигались» вперед, дабы заполнить промежутки. С этим совершенно невозможно согласиться. Во-первых, существовала общая тенденция смыкаться, заваливаясь на правую сторону, потому что каждый стремился прикрыться и щитом своего соседа (центурионов набирали из людей, способных противостоять этому). Во-вторых, солдатам пришлось бы отходить от противника для того, чтобы «оттянуться» обратно при смене линий. В поисках ответа на вопрос нам следует вернуться к тому методу, которым пользуется Полибий для описания действий римлян. Дело в том, что Полибий с большой тщательностью описывает все случаи, когда римляне применяли что-нибудь совершенно чуждое грекам, например, их пехотные щиты, их лагеря и абордажные мостики на кораблях. Но он практически не затрагивает в своем описании то, что римляне позаимствовали у греков — например, снаряжение конницы. Возможно, что объяснение следует искать в греческой системе. Греки заполнили бы пропуск путем простого выдвижения вперед задней половины боевой единицы. Каждый манипул состоял из двух центурий. Полибий пишет, что старший центурион стоял справа. Однако из других источников нам известно, что центурионов именовали передний (prior) и задний (posterior), а не правый и левый, как войска союзников, размещавшиеся на противоположных флангах. Проблема легко решается, если представить, что центурии становились одна за другой. Как только сражение начиналось, задняя центурия подтягивалась на свободное место и заполняла строй. В битве при Каннах, говорит Полибий, глубина манипулов во много раз превышала их ширину. Такое описание было бы невозможным, если бы центурии стояли бок о бок, но оно вполне логично, если они размещались одна за другой — передняя и задняя.

Здесь я попытаюсь реконструировать стандартную последовательность боя. Покинув лагерь, легион строился в три непрерывные линии, где центурии становились бок о бок. Перед битвой консул обращался к своим воинам. Он напоминал им, что они сражаются за свои дома, и вспоминал прошлые победы. Обычно он умалял врагов, указывая, что поражение их — в руках римлян. По сигналу задние центурии поворачивались кругом и вставали позади своих передних центурий, открывая пропуски в боевом порядке. Когда подавался сигнал к началу сражения, велиты покидали свои манипулы, проходили через эти промежутки и бежали вперед, осыпая наступающего противника дротиками. Целью застрельщиков было нарушить вражеский строй в преддверии наступления тяжелой пехоты. Полибий описывает этот маневр в рассказе о битве при Теламоне. Если легковооруженных солдат на передней линии имели обе стороны, такая тактика оказывалась нейтрализованной, а битва начиналась с мелких стычек. Когда противник оказывался в зоне действия тяжелой пехоты, трубы подавали сигнал к отступлению, и велиты отступали через те же пропуски в строю. Затем они ставились позади триариев или отправлялись на фланги, к коннице. Там они обычно размещались в промежутках между турмами. Задние центурии гастатов продвигались теперь вперед, чтобы закрыть промежутки, и начинали стучать своими пилумами о щиты, будто им не терпелось схватиться с врагом. Звучали трубы, гас-таты издавали боевой клич и под одобряющие крики остальной армии бросали вначале легкий, а затем более тяжелый пилум. В момент замешательства врага, который следовал за этим градом метательных копий, гастаты вынимали мечи и кидались на противника. Они старались сшибить его с ног ударом щита, на который бросали весь вес своего тела. Затем они опирали щит о землю, по-прежнему прислонившись к нему левым плечом, и сражались с противником из-за щита. Иногда для того, чтобы сломить строй противника, хватало одного наступления гастатов. Если оно оказывалось безуспешным, трубы давали сигнал к отступлению сразу после того, как утихал первый пыл. Задние центурии отходили от врага и продолжали отступать, покуда не равнялись с замыкающими передней центурии; затем они поворачивались направо, обратив щиты к противнику, и шли на свое место позади передней центурии. После чего вся линия