– Был он здесь на Новый год?

Девушка покачала головой.

– Ответ тот же. Не помню. Слишком много народу, слишком много выпивки, слишком давно.

Маккалеб кивнул, взял газету со стойки и сунул в карман.

– У него какие-то неприятности, у этого копа?

Маккалеб покачал головой. Одна из женщин у бара постучала по стойке пустым стаканом.

– Эй, Миранда, у тебя тут клиенты!

Барменша оглянулась, высматривая напарника. Того не было: видимо, ушел в подсобку или в уборную.

– Мне надо работать.

Маккалеб смотрел, как она пошла к другому концу стойки и сделала две водки со льдом для проституток. Во время паузы в музыке он услышал, как одна из них советует барменше перестать болтать с копом. Когда Миранда направлялась обратно к Маккалебу, одна из проституток крикнула ей вслед:

– И перестань давать ему на халяву, иначе он никогда не уйдет.

Маккалеб сделал вид, что ничего не слышал. Миранда устало вздохнула, когда вернулась к нему.

– Не знаю, куда делся Хавьер. Я не могу стоять здесь с тобой и болтать всю ночь.

– Только последний вопрос. Ты помнишь, чтобы коп бывал здесь одновременно с Эдди Ганном?

Она на мгновение задумалась.

– Может, такое и случалось. Точно не скажу.

Маккалеб кивнул. Он был совершенно уверен, что выжал из нее все, что можно, и размышлял, следует ли оставить на стойке деньги. Еще будучи агентом, он терялся в таких ситуациях. Никогда не знал, когда это приемлемо, а когда оскорбительно.

– А можно теперь я тебя кое о чем спрошу? – поинтересовалась Миранда.

– Что?

– Тебе нравится то, что ты видишь?

Маккалеб сразу почувствовал, что начинает краснеть.

– Я имею в виду, ты ж достаточно нагляделся. Дай, думаю, спрошу.

Она оглянулась на проституток и подмигнула. Все три наслаждались смущением Маккалеба.

– Они миленькие, – сказал он и стал отходить от бара, оставив ей двадцатидолларовую купюру. – Уверен, многие возвращаются из-за них. Возможно, Эдди Ганн тоже.

Он направился к двери, и она крикнула вслед – словно удар в спину:

– Тогда, может, и ты как-нибудь вернешься и попробуешь их?

Выходя, он слышал, как проститутки радостно вопят и хлопают в ладоши.

Маккалеб сидел в 'чероки' перед баром 'У Ната' и старался избавиться от смущения. Он сосредоточился на информации, полученной от барменши. Завсегдатай Ганн мог быть – а мог и не быть – здесь в последнюю ночь жизни. Босх тоже мог быть – а мог и не быть – здесь в последнюю ночь жизни Ганна. Факт, что эта информация косвенным образом исходила от Босха, озадачивал. И снова непонятно, зачем Босху – если это он убил Ганна – наводить на такой важный след. Высокомерие? Уверенность, что его никогда не заподозрят и потому его имя не всплывет при расспросах в баре? Или же здесь возможна более глубокая психологическая мотивация? Многие преступники совершают ошибки, которые приводят к их аресту, потому что подсознательно не хотят, чтобы их преступления остались безнаказанными. Теория 'большого колеса', подумал Маккалеб. Может, Босх подсознательно старался сделать так, чтобы колесо наехало и на него.

Он открыл сотовый телефон и проверил сигнал. Хороший. Набрал домашний номер Джей Уинстон. Слушая гудки, посмотрел на часы и подумал, что уже, пожалуй, слишком поздно. После пятого гудка она наконец взяла трубку.

– Это я. Нарыл кое-что.

– Я тоже. Но еще сижу на телефоне. Давай я перезвоню тебе, когда закончу?

– Договорились.

Он закрыл телефон и стал ждать, думая о всяком-разном и глядя на улицу сквозь ветровое стекло. Вот из бара вышла белая проститутка на порог в сопровождении мужчины в бейсболке. Оба закурили и направились по тротуару к мотелю под названием 'Скайларк'.

Зазвенел телефон. Уинстон.

– Все сходится, Терри. Теперь я верю.

– Что ты узнала?

– Ты первый. Ты сказал, что что-то нарыл.

– Нет, давай ты. У меня мелочевка. А ты, похоже, выудила что-то крупное.

– Ладно, слушай. Мать Гарри Босха была проституткой. В Голливуде. Ее убили, когда он был еще ребенком. И тот, кто это сделал, остался безнаказанным. Как вам такое для психологических обоснований?