– Никакой стратегии.
Фауккс резко встал, словно выражая протест:
– Сэр, для вас абсолютно неправильно подходить к столу защиты и...
– Два часа назад он заключил сделку. И выкладывает все. – И снова Босх игнорировал Фауккса, глядя только на Стори. – Так что я тоже предлагаю сделку. У вас минут пять, чтобы подойти к Лэнгуайзер и Крецлеру и согласиться на признание в убийстве Кременц и Лопес.
– Это нелепо. Я подам жалобу судье.
Теперь Босх посмотрел на Фауккса:
– Давайте. Но это ничего не изменит. Пять минут.
Босх отошел к столу секретаря суда перед скамьей судьи. Сбоку лежала груда вещдоков. Босх просматривал их, пока не нашел нужный плакат. Взял его и отнес к столу защиты. Фауккс все еще стоял, но наклонился, чтобы Стори мог что-то шептать ему на ухо. Босх бросил на стол плакат с увеличенной фотографией книжного шкафа в доме Стори. Постучал пальцем по двум книгам на верхней полке. Заголовки на корешках читались вполне ясно. Одна книга называлась 'Искусство тьмы', другая просто 'Босх'.
– Вот они, твои прототипы.
Оставив вещественное доказательство на столе защиты, он направился было обратно к столу обвинения. Однако, сделав пару шагов, вернулся и оперся ладонями на стол. Посмотрел прямо на Стори. И заговорил, немного повысив голос, так, чтобы Макэвой расслышал на галерее для прессы.
– Знаешь, в чем была твоя главная ошибка, Дэвид?
– Нет. – В голосе Стори звучала насмешка. – Скажи, сделай милость.
Фауккс тотчас же схватил клиента за руку, призывая к молчанию.
– Наброски для Таферо, – произнес Босх. – Знаешь, что он сделал? Пошел и положил эти твои рисуночки прямо в свою банковскую ячейку в 'Сити нэшнл банк'. Он знал, что они могут пригодиться – и они, разумеется, пригодились. Сегодня утром он использовал их, чтобы самому откупиться от смертного приговора. А что используешь ты?
Во взгляде Стори что-то дрогнуло. Сомнение. Нерешительность. Всего на мгновение. Но этого было довольно. Босх понял, что все кончено. Стори тоже знал это.
Босх выпрямился и мимоходом посмотрел на часы, потом на Фауккса:
– Осталось три минуты, мистер Фауккс. На кону жизнь вашего клиента.
Он вернулся на свое место и сел. Крецлер и Лэнгуайзер наклонились к нему, но Босх покачал головой:
– Давайте-ка просто посмотрим, что будет.
За следующие пять минут он ни разу не взглянул на стол защиты. Слышал приглушенные голоса и шепот, однако слов разобрать не мог. Зал суда заполняли зрители и представители прессы.
За столом защиты – молчание.
Ровно в девять утра дверь позади скамьи присяжных открылась, и судья Хоктон легко взбежал по ступеням к своему месту. Сел и окинул взглядом столы обвинения и защиты.
– Дамы и господа, мы готовы к приходу жюри?
– Да, ваша честь, – ответил Крецлер.
За столом защиты – молчание. На лице Хоктона отразилось некоторое удивление.
– Мистер Фауккс? Могу я пригласить присяжных?
Босх откинулся назад, чтобы видеть защитников. Фауккс ссутулился в кресле – никогда раньше он не позволял себе в зале суда такой позы. Локоть поставил на подлокотник, руку поднял. Он крутил в пальцах ручку и, казалось, погрузился в глубокие, гнетущие размышления. Его клиент напряженно застыл рядом.
– Мистер Фауккс? Я жду ответа.
Фауккс наконец поднял взгляд на судью. Очень медленно встал с места и подошел к трибуне.
– Ваша честь, позвольте на минутку подойти к вам?
Судья казался и любопытным, и раздраженным. Существует общепринятая практика процессов: все не подлежащие оглашению ходатайства подаются к 8.30 утра, чтобы их можно было обдумать и обсудить в кабинете судьи, не отнимая времени у суда.
– Это нельзя обсудить в открытом судебном заседании, мистер Фауккс?
– Нет, ваша честь.
– Отлично. Давайте.
Хоктон взмахнул обеими руками, словно приказывал грузовику дать задний ход.
Юристы подошли к судье. Со своего места Босх видел их лица и догадывался, о чем там шепчутся. Фауккс казался мертвенно-бледным, а Крецлер и Лэнгуайзер после нескольких слов словно вдруг стали выше ростом. Лэнгуайзер даже оглянулась на Босха, и он увидел победный блеск в ее глазах.
Он внимательно посмотрел на обвиняемого. Дэвид Стори медленно повернулся, и их глаза встретились в последний раз. Босх не улыбался. Не моргал. Он ничего не делал – только смотрел. В конце концов Стори первым отвел глаза и уставился на лежащие на коленях руки. Босх ощутил пробежавшую по телу дрожь.