оказался в доме как раз в тот момент, когда миссис Кинкейд объявила о намерении покончить с собой. Вероятно, мужчины попытались помешать ей в этом. Затем она отправилась в старый дом, где семья жила раньше, и застрелилась в комнате дочери. Очень печальная история, и мы от всей души сочувствуем семье и друзьям Кинкейдов.

Босх уже с трудом скрывал раздражение. В какой-то момент он едва не покачал головой, но сдержался, понимая, что такой жест обязательно привлечет внимание операторов и репортеров.

— А теперь, если вопросов больше нет, я бы попросил...

— Сэр, — снова вылез Баттон, — через час в офисе Говарда Элайаса назначена пресс-конференция главного инспектора Карлы Энтренкин. Знаете ли вы, о чем пойдет речь, и не хотите ли вы как-то прокомментировать это событие?

— Нет. Инспектор Энтренкин действует независимо от департамента полиции. Она неподотчетна мне, и я не имею ни малейшего представления о теме ее пресс-конференции.

Судя по тону, каким это было сказано, начальник полиции не ожидал от Карлы Энтренкин ничего хорошего.

— Я заканчиваю, но прежде хочу поблагодарить Федеральное бюро расследований, и особенно специального агента Спенсера, за оказанную помощь. Если во всем случившемся и есть что-то хорошее, то это твердая уверенность в несгибаемой решимости нашего департамента очистить город от скверны, чего бы это ни стоило. Мы намерены и в дальнейшем, ничего не скрывая, брать на себя ответственность за действия своих сотрудников, какой бы ущерб ни наносило это нашей гордости и репутации. Надеюсь, жители Лос-Анджелеса примут мои слова за выражение самого искреннего извинения. Надеюсь, их реакция будет сдержанной, а поведение — ответственным.

Его последние слова утонули в скрипе отодвигаемых стульев, топоте ног и приглушенных голосах. Репортеры потянулись к выходу; большинство из них готовились совершить бросок в офис Говарда Элайаса, чтобы выслушать другую историю.

— Детектив Босх.

Он повернулся — рядом стоял Ирвинг.

— Есть какие-то проблемы? Не согласны с прозвучавшими здесь заявлениями?

Босх понимал, что скрывается за этими вопросами. Сделай неверное движение, и твоя лодка накренится, зачерпнет воду и пойдет ко дну. Да и других за собой потянет. Хочешь идти вперед, иди со всеми — вот девиз компании. Именно эти слова нужно писать на борту полицейских машин. Забудь про «Служить и защищать».

Босх не отвел взгляда, но вместо того, чтобы свернуть Ирвингу шею, лишь покачал головой.

— Нет, никаких проблем, — сквозь зубы процедил он.

Замначальника полиции кивнул и, вероятно, почувствовав что-то, счел за лучшее отступить.

Увидев, что зал опустел и выход свободен, Босх, опустив голову, направился к двери. У него было такое чувство, будто он ничего и никого не знает. Он не знал свою жену, не знал старого друга, не знал город, в котором жил. Все казалось незнакомым, непонятным, чужим. И только тогда, все более проникаясь ощущением одиночества, он начал понимать, что испытали Кейт Кинкейд и Фрэнки Шихан, когда дошли до края.

Придя домой, Босх включил телевизор, чтобы еще раз посмотреть пресс-конференцию. Потом поставил на кофейный столик пишущую машинку и начал составлять последний отчет, стуча по клавишам двумя пальцами. Конечно, он мог бы поручить эту работу Райдер, и она сделала бы все на своем ноутбуке, потратив в десять раз меньше времени, но ему хотелось подвести итог самому. Босх решил, что опишет все так, как оно и случилось, не выгораживая никого, включая семью Кинкейдов и себя. Потом передаст отчет Ирвингу, и пусть замначальника полиции поступает с отчетом по своему усмотрению — переписывает, редактирует или рвет в клочья. Босх чувствовал, что если изложит все как есть, зафиксирует все на бумаге, то сохранит хотя бы остатки честности.

Он отвлекся от работы и взглянул на экран, когда известия о спорадических уличных беспорядках и отдельных случаях насилия прервал короткий выпуск новостей. Сообщение о пресс-конференции в департаменте полиции сопровождали кадры. Босх увидел себя, с окаменевшим лицом стоявшего у стены за спиной начальника полиции. Отчет о пресс-конференции Карлы Энтренкин, состоявшейся в вестибюле Брэдбери, занял меньше времени. Она заявила о своей немедленной отставке с поста главного инспектора и сообщила, что после консультации с вдовой Говарда Элайаса приняла решение взять на себя юридическую практику убитого адвоката.

— Полагаю, что в этой роли у меня будет больше возможностей оказывать влияние на реформирование департамента полиции нашего города и искоренять семена зла, — сказала Энтренкин. — Продолжение дела Говарда Элайаса не только большая честь, но и огромная ответственность.

Отвечая на вопрос о деле «Черного Воина», она заявила, что планирует взяться за него в ближайшее время, а пока собирается обратиться к председательствующему судье с просьбой перенести первое заседание на следующий понедельник с тем, чтобы лучше ознакомиться с выработанной Элайасом стратегией. Когда один из репортеров выразил мнение, что дело, похоже, уже не дойдет до суда, Энтренкин не согласилась с ним.

— Как и Говард, я не хочу, чтобы дело было закрыто, — сказала она, глядя прямо в камеру. — Оно важно для всего нашего города, и мы будем настаивать на судебном разбирательстве.

Отлично, подумал Босх. Дождь ведь будет идти не вечно. И если полномасштабного бунта удалось избежать сейчас, то Карла Энтренкин постарается сделать все, чтобы раздуть пламя на следующей неделе.

На экране появился преподобный Престон Таггинс, и Босх, взяв пульт дистанционного управления, начал переключать каналы. Один показывал мирную демонстрацию, на другом вещал член городского совета Ройял Спаркс, третий вел репортаж с перекрестка Флоренс и Нормандии. Там, на том самом месте, где вспыхнул пожар 1992 года, и сейчас собралась внушительная толпа. Демонстрация, если так можно было назвать это сборище, протекала мирно, но Босх знал — так будет недолго. Ни дождь, ни опускающаяся на город ночь не остановят уже кипящих злобой людей.

Вспомнились слова Карлы Энтренкин о том, что, когда отнимают надежду, ее место заполняют гнев и