Ночами немало сжег Воронихин свечей, работая над проектом решетки. Надо было думать и о смете. Чугун, отливка, перевозка отлитых звеньев, добыча и доставка гранита для колонн и пьедесталов, обтеска из камня дорийских колонн, капителей с шарами, земляные и прочие работы и материалы требовали по его расчетам расхода в сумме свыше двухсот тысяч рублей. С такой крупной сметок можно было оттолкнуть от проекта не только комиссию, но и старого графа Строганова. Надо было воздействовать на графа непреодолимой силой искусства, заинтересовать его, изумить оригинальной пышностью и красотой всех фрагментов, подчиненных строгой, изящной композиции.

С готовым проектом решетки и сметой Воронихин пришел на доклад к Александру Сергеевичу прямо во дворец к нему в кабинет, куда всегда имел беспрепятственный доступ.

– Показывай, показывай, Андре, что опять наколдовал? Что это, образец звена? Рассмотрим, рассмотрим. Так, так, колонны между звеньями из карельского гранита, с простыми капителями дорийского ордера и каменными шарами поверх. Что ж, ново и монументально. Разберемся теперь в звене…

Граф приблизил к глазам расчерченный лист бумаги, несколько минут внимательно разглядывал сначала тщательно отработанный чертеж, затем рисунки: ромбовидной ажурной накладки, что должна быть в центре каждого звена. Все детально, порознь и во взаимном сочетании, не спеша рассмотрел граф и сказал:

– Звено отличное. Сколько их потребуется и сколько колонн?

– Четырнадцать звеньев и столько же колонн. Длина всей ограды семьдесят две сажени.

– Смета?..

– Примерно двести тысяч, не считая издержек на статуи…

– Дорого! – сказал граф и помолчал. – Но, будем надеяться, комиссия не воспрепятствует. Я лично проект одобряю и желаю видеть решетку в натуре. Время не ждет, надо поспешать. Ты уверен, что петрозаводские литейщики могут сделать лучше уральских? Литье, судя по твоим рисункам, надобно тонкое, искусное, так ведь?

– Уверен, ваше сиятельство.

– Хорошо. Это может ускорить ход нашего предприятия. Теперь растолкуй мне, Андре, каким манером все эти звенья будут держаться за промежуточные колонны? Ведь они легки кажутся только в рисунке?..

– Эта легкость будет соблюдена в креплении звеньев, ваше сиятельство. Основная тяжесть ляжет на гранитный барьер, проходящий понизу. Стержни – вертикальные прутья и накладки на них, в виде ромбов и полуромбов, будут подвешены к чугунному брусу под фризом. Брус с двух сторон упрется в гранитные, приставленные к колоннам подставки. Второй верхний чугунный брус над орнаментом уцепится за колонны, и концы его спрячутся под капителью… Вот и все, что я усмотрел, не мудрствуя и всячески ужимая смету. Ваше суждение о будущей решетке для меня превыше прочих похвал, от кого бы они ни исходили… Я вижу ее, закрывши глаза, и остаюсь доволен…

– Я тоже представляю себе прелесть и необычайную красоту «воронихинской решетки», – сказал граф, возвращая папку с чертежами архитектору. – Об этой соборной граде поэты станут стихи слагать. Вот помяните меня, старика…

– Одного я не хотел бы, – ответил Андрей Никифорович, не меняя голоса и не радуясь похвале, – чтобы решетка не была завершающей на моем жизненном пути… Хочу жить и трудиться…

За несколько дней до открытия и освящения собора все было готово. Оставалось только убрать кучи мусора от разломанной церкви, стоявшей в одном ряду с домами Невского проспекта. До самого окончания постройки Казанского собора эта церковь, боком, а не фасадом выходившая на Невский, служила ширмой, прикрывающей значительную часть строительной площадки. А когда собор был готов, церковь за ненадобностью была немедленно снесена. На ее месте, в полукруге колоннады, образовалась площадь с временным деревянным обелиском посредине.

Освящение собора было намечено на 15 сентября 1811 года. Воронихину заблаговременно было известно, кто из строителей и к каким наградам представлен. Независимо от того, что на новый год Андрей Никифорович был награжден орденом Владимира четвертой степени, он, по представлению графа Строганова, к открытию собора получил еще и «Анну 2-й степени» с бриллиантовыми украшениями. Среди представленных к наградам был и заслуженный каменотес и подрядчик по званию уже «первой гильдии купец» Самсон Ксенофонтович Суханов. Ему предстояло получить золотую медаль на красной ленте. Суханов в это время находился в отъезде в Вологодчине и не помышлял, что его крепкая шея будет охвачена красной шелковой лентой, а грудь украшена медалью с изображением царской головы.

Просматривая утвержденный государем список представленных к награде, Воронихин с сожалением подумал о Суханове:

«Вот чудак, уехал в родную глушь на лето, хоть бы к торжествам вернулся. Человек немало потрудился. Желательно видеть его на освящении… Золотая медаль – мужику не так уж плохо. А вот другому подрядчику Пискунову только кафтан от царя. Приказчикам по пятьсот рублей…»

– Ваше сиятельство, наш мудрый простак Суханов от торжества и награды уехал к себе в Сольвычегодские края в Вологодскую губернию, – поведал Воронихин графу.

– Вот как! Говоришь, каменотесец Суханов в нашу древнюю вотчину уехал?

– Да, ваше сиятельство, он тамошний.

– Вернется, представь его мне. Послушать хочу, как живет наша осиротевшая Сольвычегодская вотчина? Сольвычегодск – этот милый уголок на Вычегде, похожий на сказочный Китежград. Таких городов ни уездных, ни заштатных теперь нет нигде! Обязательно покажи мне Суханова. Впрочем, самолично я ему и награду вручу…

Однако Самсон Суханов поспешил вернуться в столицу. Приехал он за три дня до освящения собора. Пришел сразу же к Воронихину в контору, поздравил его с окончанием работ.

– Очень вовремя приехал. Как съездил, как лето провел в деревне?

– Хорошо, Андрей Никифорович, съездил. И дорогу взад-вперед оправдал полностью.

– То есть, как оправдал?