Какое бы безрадостное впечатление ни производили окрестности города, сама Вермисса оказалась еще более удручающей. Долина обладала хотя бы каким-то мрачным величием: по соседству с горами, этими могучими созданиями природы, находились результаты гигантской деятельности человека — глубокие шахты на фоне огромных горнов и клубов дыма. Город же воплощал в себе отвратительную нищету. Снег на улице, который непрестанно месили башмаками и колесами повозок, превратился в грязную полужидкую кашу. Газовые фонари едва освещали невзрачные ряды деревянных строений с полуразрушенными верандами. Лишь в центре города эта картина слегка скрашивалась ярко освещенными витринами магазинов и пивных, окнами игорных домов и притонов.

— Вот этот дом вам придется часто посещать, — сказал проводник Джона, указывая на один из баров, по внешнему виду напоминающий отель. — Здесь хозяин Джек Макгинти.

— Что это за человек? — спросил Макмэрдо.

— Неужели вы о нем не слыхали?

— Я же никогда не бывал в вашем городе.

— Ну, я думал, что его имя известно всюду. Оно часто появляется и в газетах.

— В связи с чем?

— В связи с разными громкими делами, — неопределенно ответил шахтер, понизив голос.

— Какими именно?

— Ну и чудак вы, мистер! Ведь только об одних определенного рода делах и можно услышать у нас — о делах Чистильщиков.

— Помнится, я что-то читал о них. Это шайка убийц, не так ли?

— Тише, если вам дорога жизнь, — испуганно прошептал шахтер, оглянувшись вокруг. Затем он остановился и с удивлением воззрился на своего спутника. — Если вы будете на улице открыто высказываться в таком духе, то вам недолго останется жить. Иные отправлялись на тот свет из-за меньшего…

— Я только повторяю то, что читал о них в газетах.

— Но могу заверить вас, что вы читали неправду. Убийств здесь происходит немало. Только никогда не произносите имени Макгинти в связи с преступлениями — расплата будет скорой и жестокой… А вот и дом, который вам нужен. Его хозяин, старый Джейкоб Шефтер, у нас самый честный и уважаемый человек.

— Спасибо, — сказал Макмэрдо на прощание.

Он подошел к дому и сильно постучал в дверь. Когда она открылась, то перед ним оказалась молодая и очень красивая девушка, по виду шведка: белокурая, с огромными темными глазами, резко контрастировавшими с цветом ее волос. Она посмотрела на незнакомца с удивлением и любопытством. Макмэрдо подумал, что никогда не видел девушки прекраснее. Она казалась особенно поразительной в окружавшей ее печальной и безобразной действительности, словно прелестный цветок, выросший на черных грудах шлака. Он молча стоял и только смотрел на нее. Молчание прервала девушка.

— Я решила, что это пришел отец, — произнесла она с приятным легким акцентом. — Вы хотите его видеть? Он в городе и должен вернуться с минуты на минуту.

Макмэрдо продолжал зачарованно смотреть на нее, не скрывая своего восхищения. Под его взглядом она опустила веки.

— Ничего, мисс, — наконец сказал Джон. — Я никуда не спешу. Мне рекомендовали ваш дом, и теперь я уверен, что он мне подойдет.

— Вы быстро приходите к заключениям, — с улыбкой сказала она.

— Ну, только слепой ответил бы иначе.

Девушка засмеялась.

— Входите, мистер, — пригласила она. — Меня зовут Этти, я дочь мистера Шефтера. Моей матери нет в живых, и хозяйством занимаюсь я. Погрейтесь у печки и подождите отца… Да вот и он сам.

По дорожке приближался коренастый старик. После знакомства Макмэрдо кратко рассказал о своем деле. Имя знакомого Джона, давшего ему адрес Шефтера, было тому известно. Старый швед тут же согласился принять нового жильца. Макмэрдо не торговался и охотно принял все условия. За двенадцать долларов в неделю хозяин предоставлял ему комнату и полное содержание.

Таким образом Макмэрдо, бежавший из Чикаго, поселился под крышей Шефтеров. Это стало первым шагом в длинной череде темных событий, происшедших в далеком крае.

Через неделю Макмэрдо уже сделался приметным лицом в доме Шефтеров. В меблированных комнатах у них жили еще десять жильцов — пожилые работники с шахт и приказчики из лавок. Когда все собирались по вечерам, Джон первым отпускал удачную шутку. Он оказался также превосходным рассказчиком, отлично пел и вообще, казалось, был прямо создан для общества — от него как бы веяло магической силой, способной вызывать оживление и даже веселость окружающих. Но иногда он впадал, как и тогда в железнодорожном вагоне, в неудержимый гнев, что заставляло всех в доме относиться к нему еще более уважительно и даже с опаской. Он не скрывал своего презрения к закону и к его служителям.

Макмэрдо открыто восхищался прелестной мисс Этти и говорил, что она покорила его сердце с первого взгляда. Чуть ли не на второй день Джон признался ей в любви и потом постоянно твердил о своем чувстве, не обращая внимания на ее ответы, которыми она старалась лишить его надежды.

— У вас уже кто-то есть? — говорил он. — Что ж, тем хуже для него. Пусть остерегается, я не собираюсь из-за кого бы то ни было упускать свое счастье. Говорите «нет» сколько угодно, Этти, но наступит день, когда вы скажете «да». Я достаточно молод, чтобы подождать.

Для Этти он был воистину опасным человеком. Рассказы его увлекали, а умение подойти к людям очаровывало. Он был окружен ореолом таинственности, что обычно сначала возбуждает у женщины любопытство, а затем любовь. Особенно захватывающими были описания Мичигана, далекого красивого острова с его низкими холмами и зелеными лугами. Отсюда, из этой мрачной, занесенной снегом долины, он казался особенно прекрасным. Рассказывал Макмэрдо и о проливе и мичиганских лесных лагерях; о Буффало и Чикаго, где он работал на заводе. При этом слышался намек на нечто романтическое, на события столь странные, что и говорить о них открыто было нельзя. С сожалением Джон упомянул, что ему пришлось отказаться от прежних знакомств, покинуть все привычное и закончить свои скитания в этой безрадостной долине. Этти неизменно слушала его, затаив дыхание, и в ее огромных глазах читались сострадание и сочувствие.

Будучи человеком образованным, Макмэрдо быстро получил временное место в одной конторе, где ему поручили ведение записей. В конторе он был занят большую часть дня и потому не нашел случая представиться главе местной масонской ложи. Но ему вскоре напомнили об этом упущении. Как-то вечером в комнате Джона появился его железнодорожный знакомый Мик Сканлейн. Казалось, он был рад встретиться с Макмэрдо. Выпив виски, Мик объяснил цель своего посещения.

— Я запомнил ваш адрес, Макмэрдо, — сказал он, — и решился навестить вас. Знаете, меня удивляет, что вы до сих пор не представились мастеру. Что помешало вам зайти к нему?

— Я искал работу и был крайне занят.

— Все равно надо было отыскать время, чтобы нанести ему визит. Бог мой, да вы поступили прямо безумно, не побывав в Доме союза в первое же утро после приезда! Если вы обидите его…

Макмэрдо удивился.

— Я уже более двух лет принадлежу к ордену, Сканлейн, но никогда не слышал о подобных строгостях.

— В Чикаго, может быть, их нет.

— Да ведь здесь то же самое общество?

— Вы полагаете? — Сканлейн долгим пристальным взглядом посмотрел на Джона.

— Разве я ошибаюсь?

— Через месяц вы мне сами об этом скажете. Кстати, я слышал, что после того, как я вышел из