продолжал путь; отбившихся от армии английских солдат становилось все больше, наконец он нагнал порядочную колонну лучников, двигавшуюся в одном с ним направлении. Это были люди, потерявшие лошадей, — они отстали еще при наступлении, а теперь торопились на встречу с главными силами, чтобы поспеть к предстоящему сражению. Их сопровождала целая толпа деревенских девушек, а рядом тянулась вереница груженых мулов.

Найджел со своими копейщиками уже почти обогнал колонну стрелков, как вдруг Черный Саймон вскрикнул и тронул его за руку.

— Посмотрите-ка вон туда, добрый сэр, — закричал он, и глаза у него загорелись, — вон туда, где шагает грабитель с большим узлом за плечами! Кто это там за ним?

Найджел взглянул и увидел низкорослого крестьянина, тащившего на согнутой спине огромный тюк, куда больший, чем он сам. За ним шагал высокий широкоплечий лучник; грязная куртка и помятый шлем говорили о том, что он служит давно и служба эта была нелегкой. За плечами у него висел лук, и шел он, обняв за талию двух пышных француженок, которые легко семенили рядом с ним, весело смеясь и дерзко отвечая на вольные шутки солдат из задних рядов.

— Эйлвард! — воскликнул Найджел и пришпорил Поммерса.

Меднолицый лучник обернулся, мгновенье смотрел не понимающими глазами, потом вдруг отпустил своих двух дам, которых тут же подхватили его товарищи, бросился вперед и схватил протянутую руку своего молодого господина.

— Клянусь моей наручкой, сквайр Найджел, это самый распрекрасный миг в моей жизни! — выкрикнул он. — А ты, старый ты кожаный мешок! Нет, Саймон, я обнял бы тебя, вяленая ты селедка, если бы мог дотянуться. И Поммерс тут! По глазам вижу, что он меня узнал, и снова готов вцепиться в меня зубами, как в те дни, когда стоял на конюшне моего отца.

От простого, грубоватого лица Эйлварда словно пахнуло родным, душистым вересковым ветром Хэнклийских холмов. Глядя на него, Найджел смеялся от радости.

— Не в добрый час ушел ты от меня на королевскую службу, — вырвалось у него. — Клянусь святым Павлом, я так рад видеть тебя снова! Ты нисколько не изменился, ты все тот же Эйлвард, какого я всегда знал. А кто этот мошенник с большим узлом, что следует за тобой?

— Это всего только перина, добрый сэр, он тащит ее на спине, потому что мне хочется привезти ее в Тилфорд, а она слишком уж велика, я не могу идти с ней в строю. Война была отличная, я уже отправил в Бордо полповозки добра, пусть подождет там, пока нас отпустят домой. Только я боюсь негодяев- пехотинцев, что там стоят: есть ведь люди без стыда и совести, они уж обязательно запустят лапы в чужое добро. Слушайте-ка, если вы позволите мне сесть на вашу заводную лошадь, я с превеликой радостью опять стану воевать под вашим знаменем.

И Эйлвард, отдав распоряжение человеку, который нес его перину, поскакал с Найджелом вперед, не внемля бурным протестам своих французских подружек. Впрочем, те быстро нашли утешение у его соратников — кто готов был побольше дать. Вскоре толпа лучников осталась далеко позади, и отряд Найджела продолжал свой путь навстречу петляющей дороге через величественный Нуайльский лес, и глазам англичан открылась болотистая долина, по которой лениво бежала река. На противоположном ее берегу столпились сотни лошадей — это было место водопоя, — а дальше, за ними, все было запружено повозками. Воины прошли мимо них и поднялись на вершину небольшого холма, с которого можно было обозреть всю эту удивительную сцену. По обе стороны петлявшей по долине реки простирались топкие луга. На берегу милях в двух вниз от по течению виднелся огромный табун лошадей. Это была французская кавалерия, и по голубому дыму сотен костров нетрудно было догадаться, где разбила лагерь армия короля Иоанна. А перед самым холмом, на котором стояли Найджел и его соратники, расположилось английское войско; за его линией было совсем мало костров — англичанам нечего было варить, разве что мясо своих коней. Их правый фланг упирался в реку, а весь строй растянулся на милю в сторону от реки, так что левый фланг упирался в опушку густого леса, который не давал противнику возможности зайти им в тыл с этой стороны. Впереди была длинная густая живая изгородь и много неровной земли, по середине которой проходила одна-единственная проселочная дорога, вся изрытая глубокими колеями. Трава под изгородью и вдоль всей линии расположения войска была усеяна лежавшими лучниками; большинство из них мирно спало, непринужденно раскинувшись под теплыми лучами сентябрьского солнца. Позади расположились рыцари; там из конца в конец развевались знамена и флаги с гербами английского и гиеньского рыцарства.

Когда Найджел увидел знаменитые знаки прославленных военачальников, сердце его радостно забилось: наконец-то он сможет показать в таком благородном обществе и свой герб. Там развевалось знамя Жана Грайи из дома Капталь де Бюш — пять серебряных раковин на черном кресте; оно говорило, что среди собравшихся находится знаменитый воин Гаскони; рядом с ним трепетал на ветру красный лев благородного рыцаря из Эна, сеньора Эсташа д'Амбретикур. Эти два герба Найджел, как и любой другой солдат в Европе, знал хорошо, однако их окружал густой лес пик со знаменами, символы которых были ему неизвестны, из чего он заключил, что они принадлежат гиеньцам. Дальше в воздухе реяли известные всем знамена англичан; пурпурное с золотом знамя Уориков, серебряная звезда Оксфорда, золотой крест Суффолка, лазурно-золотое знамя Уиллоби и пурпурное с золотыми поясами — Одли. А в самой середине виднелось одно, при взгляде на которое Найджел забыл все остальные: рядом с королевским штандартом, несущим эмблему Принца, реял потрепанный в боях флаг с алым клином на золотом поле — он отмечал место, где была разбита палатка Чандоса.

Найджел пришпорил коня и спустя несколько минут был на месте. Чандос стоял возле палатки Принца и внимательно разглядывал французские позиции, что-то обдумывая. Он исхудал от голода и недосыпания, но глаза его горели прежним огнем. Найджел соскочил с коня и был уже почти у того места, где стоял Чандос, как вдруг кто-то рванул в сторону шелковый полог королевского шатра, и из него выбежал Принц Эдуард.

Он был без доспехов, в простом черном одеянии, однако его исполненная достоинства осанка и надменно-гневное выражение лица не оставляли сомнений в том, что это — вождь и Принц. За ним по пятам следовал маленький седовласый церковнослужитель в свободной мантии тонкого шелка. Он многословно и торопливо в чем-то убеждал Принца.

— Ни слова больше, милорд кардинал, — гневно отозвался Принц. — Я слишком долго вас слушал. Клянусь Господом, все, что вы говорите, и несправедливо, и недостойно! Послушайте, Джон, мне нужен ваш совет. Как вы полагаете, что передает мне с его преосвященством кардиналом Перигорским король Франции? Он говорит, что готов из милосердия пропустить мое войско в Бордо, если мы вернем ему все, что взяли, возвратим все выкупы, а я сам и сто благородных английских и гиеньских рыцарей сдадимся ему в плен. Каково, а?

Чандос улыбнулся.

— Так дела не делаются, — сказал он.

— Но, милорд Чандос, — воскликнул кардинал, — я же объяснил Принцу, ведь это позор на весь христианский мир, ведь все язычники станут насмехаться над нами, коли два великих сына церкви подымут мечи друг на друга!

— Тогда пусть король Франции поостережется, — отрезал Принц.

— Мой милый сын, вы забываете, что находитесь в самом сердце его страны, и было бы несправедливо, если бы он потерпел, чтобы вы ушли, как и пришли. У вас совсем небольшое войско, всего три тысячи лучников и пять тысяч копейщиков; к тому же они совсем плохи — изголодались и устали. А за королем стоит тридцать тысяч человек, и двадцать из них — отборные копейщики. Поэтому вам следует пойти на предложенные условия, чтобы не случилось чего-либо похуже.

— Передайте королю Франции, что я приветствую его, и скажите, что Англия никогда не станет платить за меня выкуп. Однако, кардинал, сдается мне, что вы слишком хорошо осведомлены о численности и состоянии нашей армии, и я очень хотел бы узнать, как это слуга церкви так легко читает книгу войны. Я видел, что сопровождающие вас рыцари свободно разгуливают по нашему лагерю. Боюсь, что приветствуя вас как посланника, я на самом деле оказал покровительство шпионам. Что вы на это скажете, кардинал?

— Благородный Принц, откуда взялись у вас в сердце и в душе такие недобрые слова?

— С вами приехал этот ваш рыжебородый племянник Робер де Дюрас. Посмотрите-ка, вон он стоит —