много шума. Меня пытались построить, но мне даже не пришлось распускать руки, чтобы поставить на место молодого баклана. Сначала прошелся по нему энергетическими гусеницами тяжелого взгляда, затем рыкнул. На этом все и закончилось.

А через два дня после выходных началось такое, о чем лучше не вспоминать... Меня вызвали к следователю, которому поручено было вести мое дело. А дело самое что ни на есть уголовное. И самое что ни на есть тяжкое... Букашкин был следователем МУРа, а этот был прокурорским.

Начал он с того, что предъявил мне обвинение и зачитал постановление на мой арест. То есть дал понять, что влип я конкретно. А потом давай втаптывать меня в грязь. На пару с Викой...

Сама Вика на допросе не присутствовала. Зато в деле присутствовали ее показания. В ночь с двадцать второго на двадцать третье июля я действительно пришел домой в состоянии алкогольного опьянения и завалился спать. Продолжал спать и днем в четверг двадцать третьего июля. Но Вика не могла гарантировать, что я крепко спал в момент убийства, поскольку на тот момент ее не было дома. Гостила у родителей. А когда вернулась, обнаружила на кухне накрытый на две персоны стол и пятна красной краски на полу.

– К сожалению, мы не могли установить, кровь это была или действительно краска. Ваша жена из любви к чистоте уничтожила следы. И посуду вымыла... Но осталась недопитая бутылка водки. Она закрыла ее и поставила в холодильник. Экспертиза обнаружила на ней отпечатки пальцев пострадавшего... А пятна жидкости, которую обнаружила ваша жена на кухне, мы нашли в багажнике вашей машины. Это кровь. Согласно результатам экспертизы, кровь гражданина Игольника. Но это цветочки, – добивал меня следователь. – Ягодки мы нашли у вас под ванной...

Ягодками оказались отпечатки моих пальцев на рукоятке ножа, на клинке которого были обнаружены следы Пашкиной крови... От таких улик черта с два отвертишься.

– Из всего следует, что в районе восемнадцати часов двадцать третьего июля в своей квартире вместе со своим другом и компаньоном вы распивали спиртные напитки...

Пили мы с Пашкой, пили, а потом у меня вдруг крыша поехала. Я схватил нож и по самую рукоять всадил ему в сердце. Потом я сунул труп в багажник, чтобы вывезти его за город. Но то ли я испугался, что гаишники меня на посту тормознут, то ли еще что, но выбросил я его на Можайском шоссе, не доезжая до Кольцевой. А Можайское шоссе, как известно, суть продолжение Кутузовского проспекта, где я жил. Еще одно бесплатное приложение к обвинению... За последние дни более тщательная экспертиза установила более точное время убийства. Временной промежуток сократился до отрезка от восемнадцати тридцати до девятнадцати тридцати. Оказывается, именно в это время я и нанес смертельный удар своему лучшему другу. А потом вывез труп. Посветлу. Чтобы успеть до половины одиннадцатого, когда должна была вернуться Вика.

– Бред! – отрицательно мотнул я головой. – Кто видел, как я тащил труп в машину?

– Никто... Вам просто повезло...

– Никто не видел. Потому что я не убивал Пашку. И от трупа не избавлялся... Он же не пушинка, чтобы его так просто в машину затащить. И машину в квартиру не загонишь... Кто-нибудь бы видел, как я тело тащил...

– Это все детали.

– Да, детали, из которых складывается суть... А Вика, значит, у родителей гостила... Вы спрашивали у них, так это было или нет?

– Не думайте, мы не глупее вас. Спрашивали...

– И что?

– Не было ее там.

– А где она была?

– Вам лучше знать... – Следователь насмешливо усмехнулся и отвел глаза в сторону.

– А вы для чего?

– Ну, мы-то знаем...

– И где она была?

– Не знаю, должен я вам это говорить или нет, но если вы настаиваете... Да и на суде все равно узнаете... В общем, у нее есть любовник. С ним она и была. В своей квартире, на Сущевском Валу...

– Это она вам такое сказала?

– Да.

В то, что у Вики был любовник, я скрепя сердце мог поверить. Хотя не понимал, как она могла обвести меня вокруг пальца. Ведь она же фактически находилась у меня под колпаком, я контролировал каждый ее шаг. Видно, нашла лазейку... Но изменяла она мне и прежде. А вот чтобы ментам сдавать... Хотя нет, как раз и сдавала. И бригаду из психушки вызывала. Но ведь сейчас она рассказала то, чего не было. Не мог я Пашку убить. Не мог!..

– И про кровь на полу тоже она сказала?

– Она.

– Но ведь это неправда. Не убивал я Пашку...

– А она и не говорит, что вы убивали. Она сказала нам только то, что видела...

– Но ведь не пили мы с Пашкой водку в тот день. И не звонил я ему...

– Он вам звонил. В районе шестнадцати часов. После чего отправился к вам. Звонок зафиксирован...

– Но я спал! Я ничего не помню!

– Вот именно, что не помните... У вас и прежде случались провалы в памяти... Есть показания гражданки Екатерины Решетовой... И приступы неконтролируемой агрессии у вас тоже случались. И Решетова это подтверждает, и ваша жена... Так, однажды вы пытались ее задушить, из-за чего были отправлены на принудительное лечение в психиатрическую лечебницу...

– Может, я и псих. Но у меня есть еще одно алиби. Система видеозаписи!..

У меня оставался единственный аргумент, который мог вывести меня из-под удара. И я должен был привести его в свою защиту.

– Я знаю, – перебил меня следователь. – Ваша жена говорила... Она сказала, что вы ее выключили. Сказали, что во всем ей доверяете...

– Ничего я не выключал!

Я чувствовал себя птицей, которая вырвалась на свободу, но в полете наскочила на высоковольтные провода.

– Вы просто этого не помните. Как не помните, что убивали гражданина Игольника...

– Я его не убивал!.. И то, что говорит моя жена – неправда!

– А вы знаете, почему она это говорит?

– Почему?

– Потому что она чувствует за собой вину. Ведь когда-то она скрыла преступление, которое вы совершили...

Это была не молния, это был выстрел в упор из гаубицы. Я так был потрясен, что пошатнулся на табурете... А ведь Вика предупреждала меня, что может стукнуть на меня в милицию. Но что я ей такого сделал? Ведь все было хорошо. Мы поженились, вместе живем, вместе отдыхаем... Но я не даю ей гулять. А значит, не выполняю условия договора, который она пыталась мне однажды навязать... Но ведь она все равно гуляет... На свой страх и риск гуляет. Боится, что я разведусь с ней. И оставлю без гроша... А этого она не хочет. Ведь со мной у нее есть все... Но и без меня у нее может быть все. Меня в тюрьму за убийство, а она прибирает к рукам мои деньги и мою часть многомиллионного бизнеса. Роскошная квартира на Кутузовском, строящийся дом на Рублевке... Словом, гуляй – не хочу. А она хочет гулять. Ей нужны мужчины... Вика нарочно топила меня. Как последняя тварь топила... Пригрел, что называется, змею на груди. Знал, что змея, но не верил, что ужалит. А она ужалила...

– Какое преступление вы совершили, Корнеев? – спросил следователь.

– Избил ее отца... То есть она думала, что я его избил...

– Не то, Корнеев, не то. Это цветочки... Меня ягодка интересует...

– Не знаю.

– А я знаю. Это не просто ягода. Это целый арбуз, Корнеев. Человека вы убили. Иванец Иннокентий