– Что еще она вам наболтала?

– Много чего... Вы действительно воевали в Чечне. Действительно были контужены. Не знаю, по этой причине или по другой, но у вас бывают приступы неконтролируемой агрессии. Насколько мне известно, вы даже проходили курс лечения в психиатрической клинике...

И это Ленка знала. И это разболтала... Ну не идиотка!..

– К чему вы клоните? – с мрачным видом спросил я.

– К тому, что мы склонны подозревать вас в убийстве вашего компаньона...

– У вас есть доказательства?

– Пока нет... Мы бы хотели побеседовать с вашей супругой...

Мне показалось, что по губам майора тенью скользнула презрительная ухмылка... Неужели Ленка рассказала ему и про темные пятна на репутации моей Вики?..

– Заодно получим подтверждение вашему алиби, – усмехнулся капитан.

– Да, конечно... Где вы хотите с ней говорить?

Белявский выразил желание побеседовать с Викой в нашей квартире. Я сказал, что завтра утром мы будем ждать его у себя. Но появился еще один сотрудник МУРа, и не с пустыми руками. Он принес прокурорское постановление на обыск в моей квартире. Быстро муровцы работают, ничего не скажешь...

Домой я ехал на своей машине. Но за душу ледяной рукой хватало предчувствие, что это не последний мой маршрут на сегодня. Я не убивал Пашку, и у меня дома невозможно было найти улики, подтверждающие мою причастность к этому убийству. Но я боялся. Что-то подсказывало мне – менты найдут у меня в квартире то, что ищут.

Майор Белявский ехал со мной в машине. Вроде как по пути, но я-то понимал, что он присматривает за мной – как бы не сбежал ненароком. Но я и не собирался сбегать. Мне самому интересно было узнать правду, если даже она окажется страшной для меня.

В свою квартиру я входил в сопровождении следователя и трех оперативников. Такое ощущение, будто входил под конвоем, в наручниках.

– Корней, что случилось? – обеспокоенно спросила Вика.

– Пашку убили, – выдавил я.

– Быть этого не может!

– Гражданочка, если вы не возражаете, мы наведем тут легкий беспорядок!

Мне совсем не понравилось, какими глазами Белявский смотрел на Вику. Как будто знал, что она бывшая проститутка. Как будто ждал от нее развратного поведения.

– Это что, обыск? – Вика спрашивала у него, а смотрела на меня.

В глазах панический ужас... Может, я в самом деле что-то натворил?.. Может, в самом деле был провал в памяти?.. Но если вдруг что-то было, то Вика меня не сдаст. Она моя жена, она моя половинка. И, конечно же, ее не испугает ответственность за дачу ложных показаний.

– Представьте себе!.. Если не возражаете, мы пригласим понятых...

Оперативники занялись обыском, а следователь занялся Викой. В моем присутствии.

Он был угрюмого вида, с тяжелым проницательным взглядом много повидавшего в этой жизни человека. Только фамилия какая-то несерьезная – Букашкин. Но глядя на него, я даже не почувствовал иронии, когда он представлялся. Чувствовалось, что передо мной волкодав. Но я же не волк, чтобы меня давить.

И Вика не волчица. Но следователь смотрел на нее так, что у нее душа, похоже, ушла в пятки. Будь у нее хвост, она бы обязательно его поджала. Букашкин обращался к ней официально по имени- отчеству.

– Виктория Аркадьевна, что ваш муж делал вчера в районе между восемнадцатью и двадцатью вечера? – после ни к чему не обязывающих предисловий достаточно жестко спросил он.

Не знаю, но мне кажется, что он должен был вести с ней беседу в моем отсутствии. Но, похоже, он нарочно свел нас вместе. Что-то вроде очной ставки... Хотя вроде бы обвинение мне еще не предъявлено...

– А-а, я не знаю... – ошарашила меня Вика.

В какой-то момент мне даже показалось, что я ослышался.

– Как это не знаешь! Ты же сама говорила мне, что я спал...

– Ну да, говорила, – виновата глянула на меня Вика.

И снова перевела взгляд на следователя. Она смотрела на него как кролик на удава – беспомощно зачарованно... Ну и ну!

– Так спал ваш муж или нет? – надавил на нее взглядом Букашкин.

– Ну, когда я уходила, он спал...

– Куда вы уходили?

– Домой к родителям...

– Когда вы ушли?

– Вчера утром...

– А если точнее?

– В районе одиннадцати часов...

– А когда вернулись?

– Было уже поздно... Сейчас скажу. Э-э, где-то в половине одиннадцатого... вечера или ночи, вам видней...

– И что делал ваш муж в это время?

– Спал...

– То есть в это время он спал. А что он делал в промежутке между восемнадцатью и двадцатью часами, вы не знаете...

– Нет.

– А вы не заметили ничего странного?

– Странного?.. Бутылка водки на кухне стояла, рюмки, огурчики нарезанные... Накурено было...

Я слушал и не верил своим ушам. Что такое Вика говорит?

– Стул был перевернут... И еще капли краски на полу...

– Краска?! Какого цвета?

– Красного... Я, конечно, все убрала...

Я только было открыл рот, чтобы приструнить свихнувшуюся жену, но в это время в комнату вошел торжествующий Белявский. На раскрытой ладони на носовом платке лежал охотничий нож с пятнами запекшейся крови.

– Под ванной лежал... А Игольника ножом зарезали...

– Где вы, говорите, э-э, краску видели? – обращаясь к Вике, с чувством, близким к торжеству, спросил следователь.

– На кухне...

– Покажете?

– Да, как скажете...

Из комнаты Вика выходила, опустив глаза. Больше я ее не видел. Несмотря на мои протесты, оперативники надели на меня наручники и повели вниз, к машине. Меня брали под стражу. И никто из оперов не сомневался в том, что постановление на мой арест будет выписано в самом ближайшем будущем. И я почему-то в том не сомневался...

Меня уже подвели к машине, когда я увидел Александру. Спортивно-молодежный стиль: футболка, джинсы, кроссовки. Но даже в таком наряде она ничуть не была похожа на парня. Грациозно- очаровательная девушка юных лет. Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами... Странно, что она здесь делает? Ведь она никогда не ходила к нам в гости. Почему пришла именно сегодня, в самый неблагоприятный для меня момент? Что, это закон подлости? Или чей-то злой расчет?

Муровцы говорили мне, что шутить со мной будут в изоляторе на Петровке. Конечно же, сказано это было ради красного словца. Но в этом изоляторе я действительно стал жертвой шуток, которые уготовил мне злой рок...

Меня поместили в камеру с какими-то мелкими уголовниками. Ничего серьезного – сплошные понты и