– Куда?

– Сказал, что далеко. Очень далеко.

– А деньги где?

– Какие деньги? – сфальшивила Стелла.

– Девять миллионов долларов.

– Не знаю.

– А бриллианты?

– Тоже не знаю.

– А как тогда к тебе попал «Олений глаз»?

– Василь подарил...

– Верю. А что не знаешь, где остальные бриллианты, не верю. И про деньги ты знаешь...

– Не знаю.

– Что ж, если не знаешь, придется тебя отпустить. Если ты ни в чем не виновата, зачем тебя взаперти держать? Незаконно это... Биткова еще вчера выпустили.

– Биткова?! Выпустили? – занервничала Стелла.

– Да.

Круча подошел к окну, глянул вниз.

– Машина его стоит. Тебя, наверное, ждут.

– Вы это серьезно?

– Серьезно.

– Но вы не имеете права меня выпускать!

– Имею.

– Он же меня убьет!

– Скорее всего да. Но ты не волнуйся, твоя смерть не останется безнаказанной. За Битковым наблюдают, и, как только он тебя убьет, мы наденем на него наручники. И тогда наконец мы сможем посадить его так крепко, что никакие адвокаты ему не помогут. Ты меня понимаешь?

Насчет Биткова Степан обманывал. Наглая оперативно-тактическая ложь. Битков сейчас в Лефортове, там им всерьез занимаются федералы. Но Стелле этого знать вовсе не обязательно.

– Понимаю. Но я не хочу умирать.

– Не хочешь, а придется...

– А если я скажу, где деньги?

– Тогда будешь отвечать за соучастие в преступлениях. Но, поверь, суд учтет твое раскаяние и готовность работать на следствие...

– Я скажу. Я все скажу!

Три чемодана с деньгами и пакет с алмазами были доставлены в отделение уже на следующий день. А Вершинину с Балабакиным Степан найти не смог: Стелла только могла догадываться, куда они подевались...

Там, наверху, все было легко и просто. Душа раздольная, свободная, ни злости в ней, ни страхов. Душа, только душа... А здесь, на земле, так мучительно тяжело...

Но все же на земле лучше, чем на небесах. Волынок не успел подняться на седьмую высоту, земное притяжение втянуло его душу обратно в телесную оболочку. Но он слышал голоса. Слышал проклятья людей, которых убивал. И еще он успел понять, что никто не впустит его на облака седьмого неба, белые ангелы с золотыми нимбами сбросят его в ад. Но если он раскается, если он замолит свои грехи...

Подполковник Круча грозно смотрел на него. Он не делал никаких скидок на его болезненную слабость и плохое самочувствие, давил на психику со всей своей ментовской ненавистью...

– Не буду тебе врать, Волынок. Даже если ты чистосердечно во всем признаешься, это тебе уже не поможет. Столько трупов на тебе, что пожизненное заключение тебе гарантировано...

– Много трупов, – кивнул Волынок. – И пусть будет пожизненное...

Теперь он точно знал, что за смертью есть другая жизнь. И он не хотел гореть в аду.

– Кто убил Толстухина?

– Я.

– Где Вершинина и Балабакин?

– Я покажу...

Со временем он сможет показать, куда подевались беглецы. Но сейчас он мог только вспоминать.

Лиза и Балабакин сгибались под тяжестью чемоданов. Волынок перегородил им путь.

– И далеко собрались?

Балабакин дернулся от страха, выпустил из рук чемоданы. Хотел убежать, но Волынок вовремя наставил на него пистолет.

– Казну взяли? – спросил он у побледневшей Лизы.

– Да, – жалко пролепетала она.

– Да ты не колотись, нормально все. Мне тоже казна нужна.

Знал Волынок, что Лиза задружила с Балабакиным, спасибо Стелле за информацию. Как чувствовал он, что эта дружба закончится побегом. Не зря следил он за доморощенным композитором, не зря оказался здесь этой ночью.

Стелла давно уже подбивала клинья к Лизе, выспрашивала о тайнике. Но Лиза так и не проговорилась... Но все это в прошлом. В настоящем денежки сами приплыли к Волынку...

– Не трону я вас. На четверых поделим, идет?

– Идет, – растерянно кивнул Балабакин.

– Мы поделимся, – согласилась Лиза.

Они втроем сели к ней в машину: она за руль, Сеня спереди, а Волынок сзади, чтобы обоих держать под контролем.

Они поехали к озеру, к месту, которое он им показал. Ночь, вокруг ни души, а пистолет с глушителем...

– Я их там и оставил, – рассказывал Волынок. – Чисто все сделал, сначала ее, потом его. Они даже понять ничего не успели. Трупы ветками забросал, деньги спрятал, а сам на машине обратно в город. Гена спал: Лизка его усыпила. Я разулся, тихонько подошел к нему и...

– Гильзу зачем забрал? – спросил Круча.

Он смотрел на него, как на последнее ничтожество. Волынок прекрасно его понимал.

– Привычка.

– Трупы где?

– Следующей ночью закопал. И его, и ее... Любовь у них была, на том свете они сейчас любятся. Я был там, есть там жизнь. Только мне туда путь заказан...

– Хорошо, что ты это осознаешь. Ублюдок ты, Вася, еще тот ублюдок...

– Согласен.

– Согласен он, – презрительно скривился Круча. – Противно слушать... Трофименкова ты убил?

– Я.

– Головастикова?

– Тоже я. Убил, вывез в лес, закопал. В чем искренне раскаиваюсь...

– И в том, что в тайге творил, тоже раскаиваешься?

– Да.

– Эка тебя пробрало.

– Пробрало. До самых печенок. Я ж на том свете побывал, оттуда все видно, что да как...

– Лучше бы тебя мама в детстве убила.

– Да, было бы лучше, – кивнул Волынок.

– В том, что в тайге вытворял, тоже раскаиваешься? – наседал Круча.

– Да.