– И ты молчал?
– Ну, я думал, ты в курсе...
– Не, ну ты не урод? Мы с ног сбились, Лизку ищем... Где Стелла, мать твою? Сюда ее тащи! Живо!
Волынок исчез.
– Ну и как все это называется? – гаркнул Матвей. – Развели лядство по самые коконы!
– Да мы бы все равно до Стеллы добрались, – обескураженно буркнул Сева. – Уже бы добрались, если б менты не попутали. Ты сегодня вышел, а я вчера...
– Сева, еще раз такой конфуз, и я не посмотрю, что ты мне за брата. Гадом буду, за Генчиком пойдешь, спросишь у него, куда его сучка могла подеваться... И за ментами глаз да глаз, делай что хочешь, но чтобы я был в курсе, как у них там дела делаются...
– Я понял, брат.
– Ну, если понял, одевайся и пошел работать. Хватит здесь без понту хуками трясти... Толик, пошел к охране. Дема, займись персоналом, пробей еще раз, кто к нам пришел, откуда, может, Сафрон к нам казачка заслал...
Матвей разогнал всех, дал отбой горячим девочкам. Оделся сам, велел впустить в трапезную прохладу со сплит-систем, чтобы не зажариться. Кондиционированный воздух слегка остудил его пыл, но с появлением Стеллы его кровь снова разогрелась.
Раньше Стелла танцевала стриптиз у Сафрона, в самом затрапезном из его клубов. Как только Матвей объявил набор для «Пьедестала», перешла к нему. Она круто зажигала вокруг шеста, но еще больше толку от нее было в постели. Матвей крутил с ней, пока она ему не надоела. Эстафетную палочку перехватил Васек, и так ему понравилось, что до сих пор ее не вынимает...
Из уважения к Волынку Матвей повысил Стеллу до администратора стриптиз-шоу, больше она не танцевала, но за своей внешностью следила ревностно. Одевалась вульгарно и очень эротично. Двести двадцать вольт по шкале сексуального напряжения, а сейчас в ней буйствовали все триста восемьдесят единиц...
Она истомленно глянула на Матвея из-под длинных, густо накрашенных ресниц, кокетливо смахнула со лба золотистый локон.
– Зачем звал? – Голос у нее не грубый, с легкой хрипотцой, низкой тональности, приятный на слух.
– А Васек не сказал? – внимательно посмотрел на нее Матвей.
– Сказал, – не моргнув глазом кивнула она. – Сказал, что ты Лизкой интересуешься.
– А ты не знала, что я ею интересуюсь?
– Да, Васек говорил, что ее ищут, – замялась Стелла.
– Что ты про нее знаешь? – резко спросил Матвей.
Он уже догадался, что девушка темнит.
– Ну, она приходила ко мне...
– И что?
– Балабакин тоже приходил. Деньги приносил... Тебя же и Балабакин интересует? – в смятении спросила она.
– Короче! – подхлестнул ее Матвей.
– Ну, Лизка у меня была, когда он пришел, увидела его, глазки загорелись, – зачастила Стелла. – Он тоже на нее запал... Короче, он ушел, а она за ним... Я из окна дома видела, как он к ней в машину садился, поехали они куда-то...
– Когда это было?
– Ну, недели две назад
– И об этом я узнаю только сейчас? – рассвирепел Матвей.
– Ну, я не думала, что это нужно! – В испуге Стелла легонько хлестнула себя по щекам.
– А может, ты чего-то боялась? – наседал он.
– Чего я могла бояться? – запаниковала она.
– Может, ты с ними заодно была?
– С кем с ними? С Лизкой и Балабакиным?! Да что ты такое говоришь?
– То, что вижу, то и говорю!
Матвей поднялся с дивана, подошел к Стелле, двумя пальцами взял ее за щеки, заглянул в расширенные от боли глаза.
– Признавайся, сука, с ними была?
Стелла открыла рот, но Матвей продолжал давить – щеки, не сдерживаемые зубами, сомкнулись меж собой, и она замычала. Он отпустил ее.
– Ну!
– Да ты что, Матвей! Как я могла!.. А если бы я могла, что бы я здесь сейчас делала?
– А где бы ты сейчас была и что делала?
– Василь говорил мне, что там денег уйма. Да я бы спряталась где-нибудь...
– Где бы ты спряталась?
– Не знаю, но чем глубже, тем лучше. И ждала бы, пока обо мне забудут...
– Я бы о тебе не забыл, дура, – снисходительно хмыкнул он. – И этих никогда не забуду...
Матвей в раздумье сделал круг по комнате. Он думал о том, что, если бы Стелла была заодно с беглецами, она бы не стала рассказывать про то, как они познакомились у нее дома. Впрочем, она могла бы сговориться с Вершининой и Балабакиным, а затем что-нибудь да сотворить с ними, прибрав к рукам деньги. Но в этом случае она сразу бы сдала их, чтобы поскорее выгородить себя. А она тянула. Потому что идиотка... Нет, не могла она быть в сговоре с крысиной парочкой, слишком это сложно для нее – отпустить их, чтобы самой остаться здесь. Нет, она бы сбежала вместе с ними...
– Что Лизка тебе про деньги пела? – уже мягче, но еще не смиренно спросил он.
– Лизка?! Про деньги?! Ничего не пела...
– Откуда ты тогда про них знала?
– Не знала, – в страхе, но уверенно сказала Стелла. – Пока с Геной не случилось, не знала. Потом Василь рассказал... Сказал, что Лизка убила Гену и деньги забрала... А про Балабакина я даже не думала... А ведь они могли уйти вместе...
– И ты им в этом помогла! – Матвей еще раз вгрызся в нее взглядом.
– Нет! – снова запаниковала она.
Стелла боялась, но не более того. Не было в ней злой правды, хоть одна капля которой могла бы сейчас просочиться наружу.
– А я говорю, помогла! Ты кому говорила, что Лизка Балабакина в машину к себе сажала?
– Никому. Только тебе...
– Ты это сейчас мне сказала. А надо было сразу сказать, что у Лизки шуры-муры, Генчик бы сразу ей ноги выкрутил...
– Не сказала сразу, – растирая слезы на глазах, всхлипнула Стелла. – А потом, когда узнала, боялась сказать...
– Только сырость здесь разводить не надо, – поморщился Матвей.
– Извини...
– Извини, – хмыкнул он. – Миллионы из-за нее пропали, а она «извини»...
– Но я же не знала, что у них шуры-муры...
– Ну как же не знала, а в машину кто кого сажал?
– Балабакин к Лизке садился. Но ведь он мог напроситься, чтобы она к дому его подвезла. Он такой, у него язык на шарикоподшипниках, он мог ее заговорить... Домой его подвезла, и все...
– Ты же говорила, что у Лизки глазки загорелись, когда она Балабакина увидела.
– Да? Говорила? – пугливо съежилась Стелла.
– И что Лизка должна была к тебе приехать, а не приехала, потому что с Балабакиным могла быть?
– Ну, это же предположение, – жалко пролепетала она.
Глядя на нее, Матвей понимал, что не могла она быть в сговоре с Лизкой и ее ухарем. На это у нее могло хватить смелости – тогда; но не смогла бы она выдержать психологический натиск – сейчас.