– А землянки?

– Что землянки?

– Мы их схронами называем. Схрон для разведчика – что нора для зверя. Сначала схрон делается, а затем все остальное.

– Я знаю, схрон для отступления нужен. Если вдруг противник на хвост сядет.

– Правильно. Если противник на хвост сядет, от него уйти можно, в отрыв, за счет быстрых ног. А если противник окружит? Поверь, так иногда бывает. Поэтому без схронов никак нельзя. И чем больше их, тем лучше… Но чтобы они были, их нужно уметь делать. А это, сам должен понимать, дело непростое. Мало того, что яму надо выкопать, так еще и землю на плащ-палатке нужно вынести, чтобы ни один комочек не вывалился. Это само по себе геморрой. А крышу из подручного материала сделать, да так, чтобы следов не оставить, и чтобы крыша потом не провалилась. А когда все готово, схрон замаскировать надо, да так, чтобы собака мимо прошла, ничего не учуяла. Здесь, брат, настоящим профи нужно быть. Поверь, по сравнению с разведчиком простой землекоп – никто…

– Так мне что, схрон делать нужно?

– Ну, ходить ты уже умеешь, – покачал головой Теплов. – Не скажу, что тихо, как тень, но кое-чему Юра тебя научил. Я слышал, как ты за мной шел, на двойку с плюсом у тебя уже получается. А это, поверь, уже кое-что… Но логики у тебя никакой. И внимание страдает. Ты должен все замечать на своем пути, считать метры, потому что это может пригодиться при отступлении. И головой надо думать, прежде чем что-то спрашивать. Ну какой может быть схрон, если ты сам сказал, что это подземный ход? Ты сказал, я согласился. Значит, это подземный ход и есть. В звериной норе и основной ход есть, и запасной, а иногда и несколько запасных ходов. Потому что у зверя инстинкт выживания есть, он знает, что делать, чтобы от охотника уйти. И мы здесь как звери, потому что за нами охотятся. Это наша нора, и мы должны думать о том, чтобы у нас был пожарный выход на случай опасности. Трудно шестьдесят два метра прорыть, очень трудно, но иначе нельзя. И для нас это жизненно важно, и для тебя. Но для тебя это еще и отличная возможность научиться работать лопатой… Есть хочешь?

– Я бы еще и в баньке искупался, – насмешливо сказал Валентин. – Можешь не говорить, я сам знаю, что ты скажешь. До баньки докопаю, тогда и парилка будет, и сто грамм с огурчиком…

– Да нет, я не собирался это говорить. Но идея отличная. И банька тебе будет, и сто грамм с огурчиком. А сейчас просто ужин организуем. Сон тебе не обещаю, потому что за день выспался. Мы с тобой до утра будем работать, потом следующая смена… Будь здесь, настраивайся. А я сейчас…

Теплов отсутствовал недолго. Вернулся, принес полную миску гречневой каши, в которой чувствовалось растопленное сливочное масло; кусок свежего хлеба, кружку чая.

– У нас в колонии рыбу на ужин давали…

– Не знаю, – покачал головой Леша. – Я в колонии не был. Я еще с этапа ушел. Конвой разоружил и ушел…

– Да ладно… – начал было Валентин, но осекся, натолкнувшись на жесткий, как ледяная глыба, взгляд.

Он сам шел в зону этапом и знал, как это трудно, практически невозможно, разоружить конвой. Но Теплов – человек особенный, он профессионал высокого класса, поэтому и справился с караулом… И все равно трудно в это поверить.

– Теперь у нас оружие есть, – сказал спец. – Три автомата…

– Это серьезно.

– Более чем. Но, поверь, оружие в нашем деле не самое главное. Оружие опасно своим присутствием. Когда ты вооружен, то думаешь, что можешь отбиться от опасности, и возникает искушение уничтожить противника. И если это случается, то возникают проблемы, которые тебе совершенно ни к чему; начинаешь решать их, терять время… И еще с оружием в руках разведчик теряет осторожность – нет, не всю, конечно, далеко не всю, так, несколько крупиц, но это все равно потеря, которая может обойтись очень дорого. Это в кино показывают, что разведчик должен стрелять, как Рэмбо, сметая врагов со своего пути. А ведь задача у него не уничтожать, а разведывать, узнавать, выявлять местоположение противника, средства его и силы. И не стрелять во врага надо, если тот вдруг возник у тебя на пути, а обходить его стороной; если хочешь, убегать. Да, разведчик должен спасаться… нет, уходить от опасности бегством. И, поверь, это совсем не зазорно. И если вдруг нас накроют здесь, мы не отстреливаться будем, а уходить через этот подземный ход. Как ни крути, а накрывать нас будут наши же, такие же служивые люди, какими были мы…

– А чеченцы были не вашими? – спросил Валентин так, будто кто-то за язык потянул.

Ему вдруг захотелось услышать, в какой версии Теплов расскажет про случай, который отправил его на тюремные нары. У Медника один вариант событий, а у этого может быть другой. Если кто-то из них врет.

– Смотря какие чеченцы. Есть такие чеченцы, что любого русского стоят. А зачем ты это спросил?

– Ну, вы же как бы мирных жителей убили. Когда с задания возвращались.

– Это не мирные жители были, а самые настоящие боевики.

– И они попались у вас на пути.

– Именно так все и было. – Теплов смотрел на Валентина напряженно, но не раздосадованно.

– Но вы же разведчики, вы могли их обойти.

– Могли, но не стали этого делать.

– Почему?

– Они устроили нам засаду, но сами же в нее и угодили. Мы их наказали за их самонадеянность…

– Но ведь вы же должны были убежать от них.

– Поэтому я и говорю, что заповеди разведчика нужно соблюдать. А мы поймали кураж, за что и поплатились. Поэтому военный бог нас и наказал…

– Вас наказал военный суд.

– Это всего лишь последствия ошибки…

– Ты серьезно так считаешь?

– Да. Но никого не оправдываю – ни себя, ни тех, кто нас предал. Может, мы и ошиблись, но мирных жителей мы не убивали. Это были боевики… Да и мы не в разведке были. То есть не только разведка была, но и ликвидация… Мы должны были уничтожить полевого командира. Долго рассказывать, да и незачем… Скажу только, что задание мы не выполнили – не смогли выйти на объект. Может, потому и оторвались на случайных боевиках. Все-таки мы люди, а не роботы, и человеческое нам, как говорится, не чуждо… Хватит болтать. Работать надо.

Теплов первым спустился в штольню, показал Валентину, как нужно орудовать лопатой, но в руки ему ее не дал. Оказалось, его задачей было выносить землю. Теплов загружал мешок, а Полунин тащил его к речке, сбрасывая в камыши. И делать это нужно было быстро, чтобы беглый прапорщик не простаивал.

Первое время, пока Валентин бегал к реке и обратно, у него было ощущение, что за ним следят, причем на всем пути. Сначала он думал, что разведчики его проверяют, смотрят, не сбросит ли он груз в траву за забором. И только потом до него дошло, что за ним следят по другой причине. Цаплин боялся, что Валентин свяжется со «своими», укажет место расположения его группы. Ни с кем связаться он не мог, но все равно было обидно, что ему не доверяют.

Впрочем, нюни распускать Валентин не стал. Нужно было становиться настоящим мужчиной, чтобы разведчики признали его своим. Первые шаги на этом пути он сделал, и теперь его главной задачей было не свернуть с него.

Как Афродита выходила из пены морской, так длиннокосая красавица выступала из речного тумана. Правда, не нагишом, а в телогрейке поверх теплого халата, в резиновых сапогах. И коромысло на плечах, два полных ведра на нем. К тому же не так уж она была и красива, как показалось в утренних сумерках издалека. Коса роскошная, глаза большие, глубокие, улыбка яркая, но лицо большое, круглое, скулы у нее выражены слабо, нос крупный, а ноздри сужены. Губы тонкие, подбородок вялый, шея не по- женски сильная, плечи широкие, развитые, и походка тяжелая, как у мужика. К тому же кожа лица рыхлая, изрытая оспой.

Но все-таки это была женщина. И на Валентина она смотрела с интересом. И с юмором. А он глядел на нее как на привидение, растерянно, остолбенело. Уж не русалка ли это в рассветный час на берег из реки