мансарду. Но жить можно только в четырех комнатах из пятнадцати, остальные еще надо доводить до ума, как и весь дом.

Это ныне покойный дядя Антона удружил им с фермой. Землю в аренду взял, хозяйство завел, дом строить стал. Но, видно, от непосильных трудов в землю слег, племяннику своему единственному все оставил... Теперь их самих к земле от усталости пригибает. Как бы не загнуться раньше времени...

– Чьи дети? – не унимался Антон.

– Наши дети.

– Врешь! Мои – только Антошка и Иринка! А Степка – не мой!

– Ну не твой так не твой! – не вытерпела Марина.

Ей надоело с упрямством глупой коровы доказывать, что первенца она зачала от Антона, а не от кого-то другого.

– А чей? – взревел муж.

– Ничей! Ветром надуло!

– И как этого ветра звали? Ленька, да?

– Почему только Ленька? Может, всем колхозом старались! Тебя там, случайно, не было!

– Заткнись!!!

– Сам заткнись!

– Да я тебя!

Антон было вскочил со своего места, но Марина, не будь дурой, схватилась за сковородку.

– Топор брось, стерва! – остановившись в нерешительности, потребовал он.

Только сейчас она поняла, что в руке у нее вовсе не сковородка, а остро заточенный топорик для разделки мяса.

– Сейчас как дам по башке за стерву!

Марина положила топор на место, но вместо него тут же взяла в руку сковородку.

– Ты мне такие гадости больше не говори! – успокаиваясь, сказал Антон.

– А ты меня Ленькой больше не попрекай!

– Но ты же была с ним.

– Да, но Степка точно не от него.

– Но ты же была!

– Что было, то было. А как с тобой ходить стала, больше ни с кем не была...

– А Степка почему на него похож?

С одной стороны, Антона можно было понять. Степка не был точной копией уголовника Леньки, но что- то в них было общее. Оба чернявые, оба смуглые, у обоих глаза как антрациты... А с Ленькой Марина не просто гуляла, она даже замуж за него собиралась. Разумеется, спала с ним.

– Не знаю!.. Сколько раз тебе говорить, что не могла я от Леньки понести. Не могла! Его посадили за три месяца до того, как я залетела. От тебя и залетела!..

– За три месяца... Знаю я эти три месяца. Он в тюрьме эти три месяца сидел. Ты на свидание к нему ездила.

– Не было никаких свиданий с ним. Только ты был! Понимаешь, только ты!

– Не верю...

– Да и черт с тобой, если не веришь! Жрать садись, пока не остыло!

Видит Бог, она старалась быть Антону примерной женой. Да и он сам должен понимать, что лучшей женщины, чем она, у него и быть не может. Он ведь даже не симпатичный. Черты лица вроде бы правильные, но не было в нем той изюминки, которая прельщает женщин. Крупный, сильный, но что с того, если сам большой, а в трусах кот наплакал. Размер, оно, конечно, не главное, но ведь не все бабы это понимают. А Марина мало того, что понимает, так она еще и очень хорошенькая. Трех детей родила, а ничуть не располнела, девичью фигуру сохранила. Молодая, смазливая, стройная. Мужики бы на нее заглядывались, если бы жила хотя бы в деревне, а не на фермерском хуторе, где, кроме них, ни единой живой души на несколько верст вокруг. Ей здесь даже изменять не с кем, а муж из нее соки все тянет своей идиотской ревностью. Сил больше нет... Давно, казалось бы, закончились силы, а она все терпит. И пашет как лошадь с утра до вечера. А ему все не угодишь...

– Жрать... Я не свинья, чтобы жрать... – буркнул Антон.

– Когда ты такой злой – для меня все равно что свинья. Черт с пятаком...

– Молчи.

– Сам молчи!.. Я перед тобой ни в чем не провинилась. Вкалываю здесь как проклятая, детей твоих воспитываю. А ты все дом достроить не можешь!..

– Дострою... – угрюмо выдавил из себя муж. – Завод этой осенью работать начнет, картофель и зерно по хорошей цене брать будут, я узнавал. И с долгами рассчитаемся, и дом строить начну...

Про завод Марина слышала. Агропроизводственный комбинат будет перерабатывать зерно, овощи, фрукты. Говорят, полный цикл производства будет – от поля до готового продукта в красочной упаковке. Чтобы все это потом в Москву на продажу гнать. Марина, конечно же, не против. Проблема со сбытом в печенках сидит. Растишь урожай, собираешь его, из сил выбиваешься, а перекупщики за бесценок все скупают. А в этом году с ценами вроде бы порядок будет. Все, что будет выращено, все заберут... И мужу она верила. Антон – мужик трудящийся и дело свое знает. С самого начала, как только из Колосовки сюда приехали, за гуж взялся. В первый же год прибыль с урожая взял, не большую, но чтобы всю технику в капремонт сдать, хватило. В прошлом году кредит большой взял, на новую технику. В этом – отдаст долги. В следующем – достроит дом...

– Людей бы тебе нанять, – неосторожно сказала Марина.

– Тебе-то что до этого? – хищно сощурился Антон. – По мужичкам заскучала!

– Ну и дурак же ты!.. Достал ты уже меня. Спать пойду! А ты сам здесь зубами скрипи!..

Она и сама понимала, почему Антон не пользуется наемной рабсилой. С мужичьем оставлять ее боится. Потому что за шлюху ее держит, не доверяет. Потому и увез ее из Колосовки в эту глушь... А ей изменять вовсе неохота. Ложиться под какого-нибудь грязного мужика? Тьфу... Впрочем, Антон и сам чистотой не блещет. Неделями может не мыться. Сейчас нажрется и полезет к ней под подол, грязный, потный, вонючий... Да, наверное, он прав. Попадись ей нормальный мужик, возможно, пококетничала бы с ним, а может, и раздвинулась. Но это ее тайные мысли, ими она ни с кем делиться не собирается...

Марина легла спать. И заснула бы, если бы Антон с грохотом не ударил по столу. Зазвенели тарелки, на пол что-то упало. Бесится муж. Чуть погодя она осторожно выглянула из комнаты. Антон стоял у буфета и наливал в граненый стакан самогон из штофа. Обычно в ночь перед работой он не пил, но, видно, жирная сегодня вожжа под хвост ему попала. Пусть бесится. Напьется и успокоится. А если подлезть к нему под горячую руку, только хуже будет.

Марина снова легла, и снова стол в столовой содрогнулся. Все никак не угомонится муженек... Спустя время еще удар. В сопровождении громко озвученного матерного выражения...

А потом она услышала, как открылась дверь в детскую. И как ошпаренная соскочила с постели.

Антона она увидела в детской. Он стащил с кровати перепуганного Степку, крепко взял его за маленькие плечики и с силой тряхнул.

– Говори, чей ты сын, сучье племя!

– Отпусти ребенка!

Марина попыталась вырвать Степку из рук пьяного мужа, но Антон оттолкнул ее локтем так, что она упала и больно ударилась затылком о стул.

– Нагуляла, шалава, ублюдка! – косо на нее глянув, прохрипел он.

– Сам ты ублюдок! – поднимаясь с пола, бросила ему в лицо Марина.

Степка плакал навзрыд, вырываясь из объятий обезумевшего отца. Но Антону ничуть не было его жаль. И даже слезы расплакавшегося Антошки не тронули его.

– Заткнись, сука!

– Да как ты при ребенке можешь? – вскипела она.

– Это не ребенок, это чертенок. Мать – чертовка, сын – чертенок... Где твой чертовый папаша? Я тебя, выродок, спрашиваю!..

Антон неистово смотрел на парализованного страхом Степку. Но упустил из виду Марину. А она тихонько