оставив торчать дулом в проем застрявший в камнях «шмайсер».

Все это видел третий. Отпрянув от пулемета, он прижался к стене и залепетал что-то жалобным, хнычущим голосом на своем фашистском наречии.

Ничего нельзя было разобрать в его противном скулеже. Только какие-то «Их бин Генрих… Муттер…» и прочую лабуду. Кто знает, если бы он не ныл так тошнотно, Андрей бы поступил по-другому…

Андрей стоял посреди комнаты, обессиленно опустив руки. Автомат показался ему сейчас непомерно тяжелым. И как это он столько отмахал с этой тяжеленной дурой? Точно, как бабушкин «Зингер», которым она штопала ему в детстве рубашки. Раз он, еще подростком, помог бабушке ее переставить с одного места на другое. И чуть не выронил, такая она оказалась тяжелая. Ну, а этот закройщик свое уже отстрочил…

Андрей уже знал, что сейчас сделает. Он не оттягивал время, не продлевал минуты жизни этого сопливого немецкого юнца. Он всего лишь давал себе несколько секунд передышки.

Молчание Аникина, видимо, напугало фашиста еще больше. Наверное, тот догадался, сердцем почуял, что его сейчас ждет. Андрей левой рукой перехватил автомат за ремень возле приклада и повесил его на правое плечо. Надежда и радость вдруг выплеснулись на лицо немца. Он расценил движение Андрея по-своему, тут же упал на четвереньки и пополз быстро-быстро к Андрею. Обхватив руками покрытые пылью сапоги Аникина, он принялся целовать носки и голенища. Слезы и сопли оставляли на сапогах мокрые темные разводы. Аникин не отталкивал его и не мешал ему

Правой рукой он достал из-за пояса пистолет, направил его ч затылок ползавшего внизу и выстрелил.

— Эй, ты ранен? Аникин? Очнись… Что с тобой? — Авилов тряс его за плечо, заглядывая ему в лицо.

Все новые бойцы запрыгивали в школьный класс, всего за день разрушенный и превращенный в пулеметный дот.

— Аникин…

Ротный перестал трясти плечо Андрея и выпрямился.

— Хакимов, найди санитара, — он отдавал команду быстро, еще не веря, что они наконец-то вошли в эту школу. — Пусть осмотрит бойца. Да поживее давай…

— Не надо санитара… — откликнулся Аникин. Упершись прикладом автомата в кирпичи, он с усилием поднялся на ноги.

— Я в порядке, — закончил он. — Сафронов там, в кювете, лежит, напротив сада…

— Ну, слава богу, — подошел к нему ротный. — А я уж подумал, грешным делом, что тебя задело. Или контузию схлопотал… А Сафронова твоего мы нашли. В порядке Сафронов… На-ка вот лучше, хлебни…

Авилов протянул ему свою фляжку.

— Не помешает… — сухо ответил Андрей и приложился к горлышку. Содержимое командирской фляги обожгло ему глотку. Но он этого даже не почувствовал. Наоборот, сделанный глоток притушил огонь, полыхавший внутри.

— Ox! — вдруг выдохнул Аникин. — Воды бы холодной испить…

— Щас, щас… будет тебе водица… — тут же засуетился Авилов. — Эй, дайте ему воды. Тебе — все, что ни попросишь, достанем. Молодец ты, Аникин, ничего не скажешь. К награде представлю. Укокошил этих гадов… Молодец. Ну, принесите скорее воду… Да, обыщите мне всех немцев. И оружие соберите

Андрей жадно припал к протянутой ему фляге. Казалось, вкуснее этой холодной влаги не может быть ничего в жизни. Андрей пил и не мог остановиться.

— Да ты пей, пей… не торопись… Тут воды много, хлопцы колодец нашли через два двора… — подбадривал его ротный. — Присядь, Аникин. Посиди чуток, в себя приди.

— Товарищ Авилов… — произнес Андрей, оторвавшись, наконец, от горлышка фляги. — Товарищ командир, там, это. За балками еще один немец лежит. Вроде дышит даже. Не пропустить бы его. А то очухается, в спину нам пальнет.

— Не пропустим, не дрейфь, — успокоил его Авилов. — Слышь, Хакимов, сходи, глянь, что там за фрукт скрывается.

Сержант тут же удалился за балки, ловко обходя торчащие со всех сторон перекрытия. Пару минут у него занял детальный осмотр территории.

— Нэту здесь никого, товарищ командир! — донесся из-за развалин звонкий голос сержанта. Говорил он с сильным акцентом.

— Слышь, Аникин, нету твоего немца… — с улыбкой уточнил командир.

— Видать, очухался, гад, раньше положенного и сделал ноги… — вслух рассудил Андрей. Жажда отступила, и он теперь будто заново оглядывался вокруг в этом бывшем классе, где ничего уже не напоминало о мирной жизни. В один угол были стасканы и свалены в кучу убитые Андреем немцы. В другом, аккуратно прислоненный к стенке, стоял, как будто по стойке «смирно», завоеванный трофей — фашистский пулемет МГ.

— Видать, удрал фашист, товарищ командир, — предположил сержант Хакимов, весело качая головой. — Что-то шибко стали драпать немцы-то. Как думаете, товарищ командир?

— Думаю, Хакимов, что это только начало. То ли еще будет… Надо нам осмотреться на площади. Народу эти гады положили тут много. Жителей местных, раненых.

— Опасно, товарищ командир. Немцы шныряют тут повсюду. Разбегаются кто куда. Танковое звено прорвалось к поселку с юго-запада, считай, к ним в тыл. Здорово ударили по ним, — произнес сержант.

Несмотря на то что смешного ничего в словах его не было, Хакимов продолжал показывать ровный ряд белых, как сахар, зубов. Солдат просто радовался, что этот бой подошел к концу, что он вышел из смертельной схватки целым и невредимым.

— Все равно… Посмотреть надо бы… — ротный тяжело вздохнул. — Может, кто жив еще… Пока еще светло… Займись, сержант… Возьми санитара, и вот Аникина в помощь тебе. А я пока бойцов расставлю по периметру площади. Пока наши не подтянутся… Чтобы никакая сволота немецкая врасплох нас не застала. Мы сейчас их пулеметом трофейным такой заслон обеспечим… У-ух! — произнеся это, ротный хлопнул себя по коленям.

Он решительно поднялся на ноги и вышел через пролом в стене на площадь. Его решительные шаги вскоре затихли, но команды, отдаваемые роте, еще долго раздавались в гулком пространстве растерзанной площади.

Командир наверняка и сам понимал, что никого в живых они тут не найдут. Но такой приказ он должен был отдать. И Аникин должен был его исполнить. Он оглядывал изуродованные авиабомбами трупы,