объединять свою силу при помощи солнце-камней. Но это очень непросто и далеко не у всех получается.

— А откуда они взялись, камни эти?

— В точности никому не известно, хотя есть легенда об этом. Что солнце — это чан с расплавленным золотом, и Небесный кузнец в давние времена делал из того золота украшения для богинь.

И вот как-то раз насмерть рассорились богини из-за одного ожерелья красоты исключительной, да так рассорились, что учинили драку и порвали то ожерелье, и осыпалось оно на землю золотым дождем. А еще они опрокинули чан Небесного кузнеца, и уронили его на землю. Чан был тяжелый, и земля раскололась в месте удара, и оплавились края ее, когда пролился на нее расплавленный металл — так появилась Каменная Пасть из гнева и боли земли. Боги собрались вместе и подняли чан обратно на небо. Но Земля не забыла обиду, и в глубине подземелья слезы ее водопадом срываются в озеро, и никогда не иссякнут те слезы. Но показать их Земля не хочет, и оттого уничтожает всякого, кто приближается ко входу в Каменную Пасть.

Вот почему, хотя места эти богаты золотом, добыть его людям не удается. И если волшебник, пришедший, чтобы обрести силу, позарится на то золото, он обречен гибели. Земля не прощает напоминания о древней обиде. И когда спустились на нее богини искать золотые бусины, они не нашли не одной. Земля спрятала бусины под личиной тусклых камешков, и ни людям, пи богам не открывается их истинный облик, но лишь волшебникам, которые стоят между людьми и богами, между Землей и Небом.

— Но… Посвящение, — Иргиль недоуменно сдвинул брови.

— Что — Посвящение?

— Ты сказала: волшебники между Землей и Небом. Почему же они принимают только силу Земли?

— Аегенды говорят, что доколе существует Каменная Пасть и солнце-камни не собраны и не возвращены Небесному кузнецу, до тех пор Земля и Небо будут враждовать, и полное Посвящение невозможно.

— А кто-нибудь пробовал… ну… брать силы у Неба?

— Пробовали. Напрасно. Небо молчит.

— Куда вы отправитесь, Конан? Он пожал плечами:

— Сначала до ближайшего города, узнаем последние новости, а дальше — куда получится. Воины, да следопыты всегда нужны.

Кештиора задумчиво смотрела в огонь.

— Я буду ждать вас. Обоих.

Иргиль вгляделся в камешек, висящий на шее волшебницы на серебряной цепочке.

— Это — тот? Тот, что я нашел?

— Он самый. Что, не похож?

— Нет, — покачал головой мальчик. — Дело не в этом. Просто теперь он стал — настоящим.

Пол под ногами внезапно дрогнул, и но стене пробежала трещина.

Конан и Иргиль вскочили на ноги, непроизвольно схватившись за рукояти мечей. Конан вообще никогда не расставался с оружием, а Иргиль носил на поясе меч больше для тренировки, чтобы привыкнуть. Кештиора осталась сидеть. Только пальцы судорожно стиснули темно-синий шелк накидки.

Пол снова качнулся, трещина в стене расширилась. Внизу раздался треск, что-то с грохотом рухнуло.

— Уходите, — волшебница резко поднялась с места, непроизвольно кутаясь в накидку, словно ей вдруг сделалось холодно, — Уходите немедленно. Оба.

— Что это, Кешт? — требовательно спросил Конан, безуспешно пытаясь скрыть испуг за сердитым тоном. — Опять твои магические штучки?

Стены замка дрожали, как в лихорадке, и трещины разбегались по ним паутиной.

— Я после все объясню, — жестко сказала колдунья. — После. Бегите отсюда. Поторопитесь.

Губы у нее были белые.

— Мы не оставим тебя, — вмешался Иргиль. — Правда, Конан?

— Вам нечего делать здесь! — Кештиора решительно подталкивала их к двери. — Только мешать будете. Берите коней, если успеете — и ходу.

— Но ты — ты с нами?

— Ждите меня на перекрестке. Я догоню. Все. Ступайте.

— Кешт…

— Некогда спорить. Ступайте же! Оба! Не мешайте мне!

Они каким-то чудом спустились по шатающейся лестнице. Замок ходил ходуном и, казалось, вот-вот рухнет им на головы. Едва удерживаясь на ногах, они добрались до конюшни и с трудом обуздали обезумевших от ужаса лошадей. Кони с места взяли в карьер.

На ближайшем холме они приостановились, и Конан невольно вспомнил, как несколько лет назад вот также смотрел на замок, прощаясь с ним и не зная, доведется ли вернуться. Тогда покинутый замок казался мертвым. Сейчас он, напротив, жил какой-то жуткой и непонятной жизнью: дрожа и раскачиваясь из стороны в сторону. Одна из башен рухнула, за ней другая. А потом земля неожиданно расступилась вокруг Арнамагелля, словно открылась гигантская пасть. Замок качнулся — и рухнул в бездну.

Казалось, здесь всегда было так. Бесплодная каменистая почва. Никаких следов ни замка, ни его владелицы. Земля поглотила их и сомкнулась. Лишь сочилась между камнями тонкая струйка воды. Иргиль протянул к ней руку-

— Не трогай, — Конан схватил его за плечо. — Не прикасайся к этой воде.

— А что будет? — безжизненным голосом спросил мальчик. По щекам его медленно текли слезы.

— Откуда я знаю? — досадливо дернул плечом воин. — Может, умрешь, а может, и Пасть вернется. Это только Кешт знает… знала, почему…

Его голос дрогнул.

Иргиль улегся на землю и прижался к ней ухом. Ничего. Впрочем, он и не надеялся. Конан отвернулся.

— Мы бросили ее одну. Никогда не прощу себе.

— Разве, — тихо спросил мальчик, — ты смог бы справиться с Пастью?

— Однажды справился, — начал было Конан — и осекся.

Не один ведь справился, с Кештиорой, пусть та и была в облике рыжей кошки. А Кешт, даже лишенная магической силы, могла многое и еще больше — знала. Да и то — оба тогда еле ноги унесли из этого жуткого места.

— Мы могли бы забрать Кештиору с собой, — сказал, наконец, Конан. — Силой, в конце концов, увезти.

— Пасть ведь за ней пришла, — Иргиль обессиленно опустился на землю и обхватил руками согнутые колени. — Ну, поглотила бы всех троих. И все. А так у нас хотя бы надежда осталась.

— Какая надежда? — глухо спросил Конан. — На что?

— Не знаю… Просто…

Иргиль внезапно нахмурился, вытащил из ножен подаренный волшебницей кинжал и, закрыв глаза и сжав губы провел пальцами вдоль клинка. На мертвые камни упал золотистый блик.

— Иргиль, — прохрипел Конан, — смотри. Камень…

— Да, — почти шепотом сказал мальчик. — Я знаю. Камень светится. И клинок — теплый.

Он открыл глаза и пристально посмотрел на Конана.

— Она жива.

Свет дробился в стеклах витражей и цветными пятнами ложился на белый мрамор. Пелиас Кофийский, глава Ордена Золотого Лотоса, молчал, разглядывая молодого мужчину и подростка в запыленной походной одежде. Мужчине, высокому, мускулистому, загорелому, на вид было не больше тридцати лет, хотя цепкий