Он зло поиграл желваками и сплюнул прямо под ноги Удаву, все еще надеясь, что чаша терпения изгоя переполнится, но просчитался — хладнокровием и выдержкой начштаба Будды мог посостязаться с памятником.

— Забирайте Бедуина и уходите. — Удав толкнул меня к чистильщикам.

Сильно толкнул — так, что я буквально врезался в одного из них. И тут же получил от него прикладом в солнечное сплетение. Пришлось согнуться пополам и некоторое время не дышать. А чистильщик вновь примерился врезать мне прикладом, на этот раз по почкам, но Казак не позволил:

— Заканчивай его лупцевать, Шмель! Нам до вертолета еще топать и топать. А если он из-за твоих художеств сам идти не сможет, ты его потащишь на себе. Понял?

— Да он, гнида, мне на ногу наступил! — завопил чистильщик по прозвищу Шмель, мутный парень, с которым в свое время у меня было множество мелких стычек. — Будут тут еще всякие мутанты вонючие мои новые берцы портить! — Он снова попытался замахнуться на меня.

— Отставить, я сказал! — обозлился Казак. Он понял, что на изгоях выместить свою злость не удастся, и теперь смотрел волком на всех подряд — своих и чужих. — Уходим, парни. А с тобой… — он повернулся к Удаву и посмотрел ему в глаза, — мы еще встретимся. Ты мне лично ответишь… за все…

— Обязательно, — зловеще пообещал тот.

«Вот так и заводят себе в АТРИ врагов, — нашел время пофилософствовать я. — Эти двое только что стали кровниками, причем без всякой разумной причины, ведь не Удав повинен в смерти брата Казака…»

Чистильщики развернулись, собираясь уходить. Шмель толкнул меня вперед:

— Иди, мразь. Чего встал?

И тут приглушенно прозвучал выстрел…

Неизвестный снайпер залепил маслину прямо в голову Шмелю. Чистильщик беззвучно рухнул на шпалы, увлекая меня за собой.

— А-а-а!!! Суки!!! — завопил Казак и открыл огонь по Удаву.

Тот успел ответить. Они расстреляли друг друга почти одновременно, в упор. А дальше началась свистопляска. На мосту изгои и чистильщики открыли огонь. Тут же подключились снайперы и подоспевшие боевики из групп прикрытия. Стреляли все и во всех. Царила полная неразбериха.

К счастью, я в это время лежал между рельсами, а сверху меня щитом прикрывал труп Шмеля. Мертвый парень, сам того не желая, спас мне жизнь. Пара выстрелов, конечно, зацепила меня, но я чувствовал — ранения не опасны для жизни.

Постепенно огонь по мосту прекратился — бой переместился в сторону ангаров и домиков метеорологов. Боевики обоих кланов целиком сосредоточились друг на друге, совершенно позабыв про меня. А может, посчитали мертвым.

Я решил, что пора потихоньку уползать. Веревки по-прежнему крепко впивались в тело, так что двигаться было непросто. И все же я сумел выбраться из-под Шмеля. Как мог осмотрел оба своих пулевых ранения — в плечо и ногу. Убедился, что это скорее царапины: кости целы, артерии не разорваны, кровопотери большой быть не должно. К тому же плечо уже перетянуто «жгутом» — связывающими меня веревками. Кстати, пуля прошла совсем рядом с одной из них. Нет, чтобы перебить ее! Тогда я смог бы развязаться. Ладно, поползем так. Главное, убраться подальше.

Направление я выбрал прямо противоположное постройкам метеорологов, где все еще продолжался яростный бой между изгоями и чистильщиками. Пригибаясь, похромал по шпалам, стараясь не обращать внимания на боль в простреленной ноге. Мне бы только пройти мост, добраться до насыпи, скатиться с нее, а там несложно будет затеряться в тайге.

Я уже почти миновал мост — оставалось пройти небольшой участок между двумя бетонными опорами электропередач, как вдруг из-за одной из них вышел… Японец.

— Далеко собрался, Бедуин?

«Абакан» псионика уставился хищным зрачком мне в грудь — в центр той самой нарисованной на футболке мишени. Я застыл, не в состоянии ни защищаться — со связанными за спиной руками, ни сбежать — с раненой ногой.

— Не зря я рисовал ее, да? — тихо рассмеялся Японец, указывая на мишень. — Оказывается, я еще и провидец… Чего молчишь? Давай, попроси пощады, вдруг отпущу? Или попробуй сбежать. Я тебе фору дам. А то скучно просто так стрелять.

— А может, тебе еще посрать мармеладом? — хмуро поинтересовался я.

— Ну, как хочешь… — Японец прицелился, словно в тире, его палец нарочито медленно лег на спусковой крючок…

Сухо затрещала автоматная очередь. Псионик дернулся, выпучил глаза и замертво повалился на рельсы. Из-за опоры на мост вышел… Иван Аркадьевич! С моим АКМ в руках!

— Док!!! — Я ожидал увидеть кого угодно, только не его.

— Бедуин… — Зинчук выдавил кривую улыбку и даже помахал мне автоматом в знак приветствия, а потом уставился на убитого им Японца, подошел и присел на корточки возле тела. Плечи ученого как-то подозрительно затряслись. Со стороны было непонятно, плачет он или беззвучно смеется.

Все ясно, у профессора это первый жмурик, значит, жди нервного срыва. Впервые убивать непросто, я понимаю. Но мне сейчас только его истерики для полного счастья не хватало. Нужно было срочно отвлечь ученого, а лучше напоить водкой до бесчувствия, но чего нет, того нет. Ладно, тогда следует хотя бы заставить его отойти от трупа…

— Иван Аркадьевич! — приказным тоном заговорил я. — Идите сюда! Скорее!

— А? — Он вскинул голову, и меня поразил его взгляд: бесшабашная веселость и глубочайшее удовлетворение. И ни малейших признаков истерики. Похоже, над трупом Японца он и в самом деле искренне смеялся!

Я быстро справился с удивлением — сейчас были дела поважнее.

— Иван Аркадьевич, развяжите меня скорее, и надо убираться отсюда.

— Да-да, конечно. — Зинчук принялся возиться с моими веревками. — Только далеко уходить нам нельзя, мы с Мареком условились встретиться в лесочке за насыпью.

— Вот туда и пойдем. — Я скинул с себя остатки веревок, подвигался, разгоняя кровь, растер занемевшие мускулы, затем быстро обыскал труп Японца, забрал у него нож, аптечку, «Абакан» и запасные обоймы к автомату. — Пойдемте, профессор…

— Док, — поправил он с усмешкой. — Зови меня Док, Бедуин.

С АКМ через плечо Зинчук выглядел очень… круто, что ли. Уверенные внимательные глаза, небритый подбородок, измазанное в грязи лицо, перетянутые обрывком веревки густые седые волосы. Этакий матерый бродяга, старожил АТРИ. Многодневная опасность постепенно, но неуклонно срывала с него городскую шелуху, каплю за каплей выдавливала страх, неуверенность и дутый, ханжеский морализм, раскрывая дремавшую внутреннюю силу. Конечно, он не умел толком стрелять, да и с выносливостью дела обстояли не лучшим образом, но все эти недостатки с лихвой заменял характер. Настоящий, мужской.

Я с уважением протянул ему руку:

— С боевым крещением, Док. Теперь ты настоящий бродяга.

Он покашлял смущенно, а потом спохватился и протянул мне АКМ:

— Это твой автомат.

— Теперь твой, — фыркнул я. — Из вас получился прекрасный «дуэт», так что дарю.

На самом деле я не стал брать АКМ потому, что Дока нельзя было оставлять безоружным, а «Абакан» Японца ему не подходил. «Абакан» вообще автомат сложный, с ним обращаться надо уметь. Он как норовистый скакун — слушается только опытного наездника, а такой новичок, как Док, вряд ли сумеет справиться с ним.

Пока ждали в лесочке Марека, профессор успел рассказать, как они здесь оказались:

— Мы сидели в кабаке «У тети Сони», как вдруг пришел… э… Хвощ. Ведь именно так зовут того молодого человека, который обладает удивительной способностью становиться невидимым? Я ничего не перепутал?

— Все верно, Док… Так что Хвощ? Он принес Мареку рюкзак с хабаром и деньги, да? — подсказал я.