друзьями, сказывали, что твоя святость поступает не так, как должно. Когда я негодовал и стал возражать и говорить о величайших подвигах твоей высокой жизни, то они согласились со мной в этом, но в некоторых словах и делах обвиняли тебя, а именно скажу об одном: они говорили, будто ты выставил на окнах Ангелов, и притом распятых, подобно Христу, и Самого Христа и Ангелов изобразил престарелыми.

Много мы беседовали об этом, но я не мог возразить им: ибо они утверждали, что это — дело странное и чуждое церковному Преданию и, конечно, произошло не от Бога, но от врага, так как в течение столь многих лет и у столь многих Богоносных и Святых Отцов не видано такого примера. Ибо от нынешних нововведений, хотя бы и от Ангела, апостол предостерегает нас, говоря в одном месте: но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать, — прибавлю: и передавать, — не то, что мы благовествовали, да будет анафема (Гал.1:8).

Что сказать на это, святой отец мой, я не знаю, и, находясь в недоумении, вынужден писать к тебе, дабы не скорбеть от тех, кто осуждает основательно и как бы от всей Церкви. Ради Бога, прими меня, как советующего сына твоего, заботящегося о тебе, считающего твою славу своей славой и не желающего слышать какой–нибудь укоризны на тебя, проводящего жизнь поистине безукоризненную. Просвети, наставь, послушай, внемли, будь милостив, избавь от всякого недоумения взирающих на высокую жизнь твою.

Благому Богу нашему, промышляющему о Церкви Своей, благоугодно было поставить Ваше благочестие Царем над настоящим родом христиан, дабы не только мирское управление, находившееся в худом состоянии, было устроено хорошо, но и церковное управление, если в нем будет какой недостаток, было исправлено, чтобы быть новым тестом в обоих (1 Кор.5:7).

По благодати Его, Ваше христолюбивое царствование в одной части уже сделало исправления и еще больше сделает, укрепляемое внушением свыше, остается теперь и другой части испытать подобное внимание и заботливость. Это может быть даровано Богом, а с Божией помощью — и вами через совершение законного избрания будущего архипастыря.

Но так как ты и от нас, грешных и недостойных, желал узнать наше мнение, то вот, как будто пред Господом, Который будет судить нас, ответ наш, за который мы дадим отчет в день Суда. Мы не знаем и не ведаем никого — не потому, что оскудели люди, сияющие жизнью и словом, ибо есть известные и Богу, и людям, хотя не в равной мере, и особенно твоей просвещенной душе, но потому, что мнение и желание Вашего царства требуют такого, который мог бы совершенным сердцем постигать уставы Божии, был бы по достоинству и чину постепенно возведен от низшего к высшему, который, претерпев, быв искушен, мог бы и искушаемым помочь (Евр.2:18; 4:15).

И для чего нужно говорить много тебе, хорошо знающему и по собственному положению и успеху представляющему, каков он должен быть. Он должен блистать перед многими, как солнце среди звезд. Не видя такого, мы и не осмеливаемся подать голос; но, как бы для памяти, с покорностью и почтением предлагаем, — что, конечно, не безызвестно и твоей многоопытной и божественной мудрости, — чтобы, делая выбор из епископов, из игуменов, из столпников, из затворников, потом из клира и из самых сановников, взяли тех, которые превосходят прочих умом, благоразумием и жизнью.

Пусть же сойдут и столпники, пусть выйдут и затворники — потому что ищется полезное для всех, — чтобы ты обсудил и вместе с ними избрал достойнейшего. И блажен ты, а еще более блаженны они, если устроите все это, христоподобные владыки наши. Через это еще более утвердится царство Ваше, возвеличится имя Ваше в род и род (Пс.134:13), и умножатся годы державы Вашей.

Бог даровал христианам эти два дара — священство и царское достоинство; ими врачуется, ими украшается земное, как на небе. Поэтому, если одно из них будет недостойно, то и все вместе с тем неизбежно подвергается опасности. Итак, если хотите доставить Вашему царству величайшие блага, а через Ваше царство — и всем христианам, то да получит и Церковь себе предстоятеля, равного, насколько возможно, Вашей царской доблести, дабы радовались небеса и воспевала земля.

Да будет рука Божия, в которой и сердце Ваше, руководительницей и указательницей лучшего, и да сподобитесь Вы от нее за предпринятые Ваши труды, заботы и попечения об этом царства нескончаемого!

Услышав, что твоя именитость совершила такое божественное дело, мы удивились твоей поистине великой вере, человек Божий! Ибо известивший об этом говорил, что ты употребил святую икону великомученика Димитрия вместо восприемника и таким образом совершил Крещение богохранимого сына твоего. О уверенность! И в Израиле не нашел Я такой веры, — сказал Христос, мне кажется, не только сотнику тогда, но и тебе теперь, соревнователю его в вере (Мф.8:10).

Тот нашел, чего искал, и ты получил то, что надеялся получить. Там — Божественное повеление вместо телесного присутствия, а здесь — телесное изображение вместо первообраза. Там слову было присуще великое Слово, Божеством невидимо совершившее чудо исцеления; и здесь великомученик был присущ духом своему изображению, воспринимая младенца. Для нечистого слуха и неверующих душ это неприемлемо, как нечто невероятное, особенно для иконоборцев, но для твоего благочестия проявления очевидны и доказательства ясны.

Ибо чего не может Бог даровать верующим? И каким образом на иконе не созерцается и не признается существующим тот, кто изображается на ней в соответствии с именем? «Чествование образа, — говорит Василий Великий, — переходит к первообразу». [ [22]]

Итак, мученик через свой образ воспринял младенца, поскольку ты так веровал. Какое же счастье твоей именитости, что ты приобрел такого, как говорят, кума, а не какого–нибудь начальника, или вельможу, или, можно сказать, самого облеченного в диадиму, ибо приобретенный тобой выше и превосходнее! Он — мужественнейший из мучеников, славнейший из чудотворцев, истинный друг Христов, сожитель Ангелов; он мог и может сотворить столь многие и столь великие дела в поднебесной, что трубой чудес своих он прославляется от края до края земли. Поистине блажен ты, благочестивейший муж, что получил такого восприемника, очень счастлив и сын твой, воспринятый столь великим славой и силой.

Впрочем, мы желали бы увидеть этого сына твоего, соименного святому Димитрию, если позволишь, чтобы обняв его, как сына, могли и мы, грешные, надлежащим образом приветствовать его, а также рассказать другим об этом событии. Ибо добрые дела не должно замалчивать, но открывать другим, как очевидные доказательства благочестивой веры.

О причине отсутствия нашего смирения мы уже сказали, и нет нужды больше оправдываться. С чего же мы начнем? Или какое лекарство найдется против страдания, постигшего почтенные души ваши? Как иной врач, встретив трудно излечимую болезнь, останавливается в недоумении о том, каким образом приступить к делу, так и мы недоумеваем, какое слово утешения предложить при тягчайшем вашем страдании.

О несчастье! О бедствие! Отошел от вас отрок добрый и прекрасный, тот, который первый разрешил материнскую утробу, через которого вы получили имя родителей, начало преемственности рода, корень чадорождения, отрасль словесного произрастания, как бы первородная роза отеческого плодоприношения. И что мне сказать, представляя красоту этого сына, кроме того, что младенец возрастал и укреплялся духом и благоразумием, и благодать Божия была на нем (Лк.2:40), как и мы успели увидеть? Как же столь прекрасный сын, отсеченный мечом смерти от самых, так сказать, чресл ваших, может не вызвать безутешной скорби в сердце вашем? Кто не станет сокрушаться и страдать при отсечении мечом какого–либо из членов своих, как случилось с вами?

Да воздыхают справедливо отцы, видя потерю такого отличного сына, да плачут матери, взирая на отсечение такого прекрасного плода. Ибо, поистине, отсечен член ваш, отрезана часть плоти вашей; горе велико, целительное врачевство найти трудно. Уныние в доме, скорбь у служителей, печаль у родных, а больше всех у деда, господина патриция, и бабки, госпожи протоспафарии: со всех сторон скорбь и печаль.

Но послушай меня, муж добрый, великий благоразумием, мудрый умом, стяжавший обширные познания в течение многих лет: побереги себя самого, уврачуй себя самого. Обрати, убеждаю тебя, взор ума своего на происходящее во вселенной, взгляни на древние роды, на самого праотца нашего Адама,