должниками и заимодавцами, живущими роскошно и изнуряемыми голодом, имеющими большое состояние и не имеющими крова, носящими изысканные одежды и одевающимися в рубище.
Этого и еще большего, чем это, не оказывается в нашей жизни, а твоя жизнь — полна. Притом не одним распоряжением устраивается весь народ твой, и не всех лица и имена ты знаешь, и не каждого образ жизни тебе известен, но все весьма различно ведут свою жизнь. Ибо одни, может быть, возделывают землю, другие плавают по морям, иные занимаются скотоводством, иные ничего не делают, а иные занимаются промыслом, и долго было бы говорить о видимой деятельности каждого.
При всем этом какой, насколько великий нужен труд? Я думаю, невыразимый. Каков должен быть труд, борьба, подвиг, напряжение, забота, попечение, изнурение тела, скорбь души, утомление ума? Как управляющий кораблем во время великой бури и волнения морского бывает всецело бодрствующим и внимательным, не давая сна глазам своим, потому что немалой опасности подвергнется и от маленького недостатка опыта и внимания, — так правитель душ должен еще тщательнее и точнее знать дело предстоятельства, чтобы не быть потопленным в бездне погибели.
Поэтому, святейший, я скажу, как взывал великий апостол:
Я думаю, что епископ является начальником и подлежит ответственности за все действия подчиненных: это неумолкающий благовестник, проповедующий заповеди Божии, неусыпный глаз, наблюдающий за путями каждого из руководимых им, образ Христа, взирая на который следующие за ним устраивают жизнь свою по–евангельски, всегда сияющий светильник, видимый подвизающимися во мраке неведения и греха, слово учения, поящее жаждущих спасительным питьем, высший распорядитель, который должен будет дать отчет за жизнь каждого во время воздаяния. Поэтому ничто не находится в такой близости и любви к Богу и не достойно такой награды, как это предстоятельство, ибо Сам Христос сказал верховному апостолу: «Если любишь Меня, Петр, больше всех,
Но ты сам, превосходнейший из отцов (я это хорошо знаю), как
Надзор за игуменами, разбор живущих по кельям, рукоположение пресвитеров и диаконов, наблюдение за жизнью всех их, предстательство за вдов, покровительство сиротам, защита обременяемых, заступничество за обижаемых и, кроме того, сохранение своего достоинства. Ибо, когда ничто не вредит и не препятствует благочестию, то надлежит и нам повиноваться всякому начальству и власти, и всегда, если возможно, показывать дружелюбие ко всем посредством щедрого и радушного приема и пожертвования.
Да не говорится о твоем блаженстве то, что, напротив, относится к худым пастырям — к тем, которые пасут паству для гнусного прибытка, которые считают этот сан средством для удобной жизни, для плотских наслаждений, для удовлетворения похотей, для собирания преходящего богатства, для приобретения десятин земли, толпы рабов и множества скота, и потому достигают высоты предстоятельства человеческими, а не божественными способами, чтобы превозноситься перед подчиненными и гордо сидеть впереди более почтенных людей. Не стану говорить о тех, которые, подобно стряпчим, ведут тяжбы о вещах тленных, а не защищают догматов благочестия, или, что гораздо хуже, о тех, которые отнимают и присваивают принадлежащее подвластным и таким образом приобретают могущество и богатство. Притесняя и бедных, которым они скорее должны были бы подавать руку помощи, кому они могут быть уподоблены? Петру ли и Иоанну и их последователям, у которых, как говорится в Писании, не было
Я говорю о тех, которые заботятся только о настоящем, как бы им было хорошо здесь, угождают плоти, прилепляются сердцем к золоту, которые, может быть, отдают деньги в рост или снабжают ими бедных с лихвой, владеют для удовлетворения собственных пожеланий и пристрастно снабжают недостойных или родственников, которые, может быть, все заботы сводят к тому, чтобы много посеять и пожать, насадить и собрать много плодов, прибавить и умножить рабочий скот или стада, подобно некоторым земледельцам выбирая время и пользуясь нуждами других для продажи и покупки того и другого, проводя жизнь подобно промышленникам и торговцам, а не так, как следует епископам и священным лицам окрылять души, освобождать их от мира, возводить к Богу и спасать всю паству от греховной смерти, а необходимое для настоящей жизни, как второстепенное, устраивать через экономов и приставников.
Но горе мне, потому что я перечислил это в вину себе самому, по собственным страстям изобразив то, чего нет у других. Ты же, всечестнейший отец, будучи чист от всего этого, святыми молитвами отгоняй духовных волков от запечатленного Христом двора твоего. Я хорошо знаю, что ты так и делаешь и выводишь пасомых на пажити добродетелей, питая и утучняя их пищей своего сладчайшего учения и водой своей чистой веры, и непрестанно приносишь благоприятные жертвы при словесных и священных своих службах Богу. Прошу и умоляю: упаси и меня молитвами своими, несчастнейшего и многогрешного, и прости, если я чем–нибудь возбудил смех в тебе по своему невежеству.
Впрочем, я приступил к этому не по собственному желанию, но побуждаемый твоей священной и духовной любовью, или лучше, повелением, высказав кое–что не для пользы твоей, но в доказательство, повторю, искреннего моего послушания тебе. Будь здоров в Господе, святейший отец, молясь о нас, единых во всем грешниках.
Какое приветствие или какое слово утешения может найтись у нас, смиренных, для твоей именитости при постигших тебя, господин, прискорбных обстоятельствах? Ты удален из города, в котором родился и воспитывался, лишен величайшего дома, лишен блестящего сана (и, прибавлю, имущества), отлучен от друзей, знакомых, любезнейших детей твоих, отправлен в ссылку. Ссылке же свойственно все, что приводит к изнурению непривычного к тому твоего тела: недостаток в пище, в питье, в омовении, отсутствие собеседников, множество оскорбляющих и огорчающих.
Ибо когда–то благорасположенные, теперь, может быть, отвернулись от тебя; друзья и знакомые, находясь близко или далеко, отвратили свои лица, не узнают и не любят тебя, не заботятся о тебе. У тебя же — попечение об оставшихся еще слугах, рабах, а прежде всего — о прекрасных детях, но возможности для этого нет. И ты сидишь перед городом, как некогда Израиль, отведенный к ассирийцам, — при реках Вавилонских:
Твоей многоопытности хорошо известно, сколько он претерпел, так же, как и все непостоянство течения нашей нынешней жизни, изменяющейся почти каждый день и час. Поистине, она подобна приливу и отливу, цветам и сновидениям, и всему преходящему, по божественным изречениям святых. Пусть припомнит почтенная душа твоя, сколько перемен произошло со времени твоей ссылки, как одни пали, другие возвысились, иные умерли, одни достигли счастья, другие подверглись несчастью.
Нет никакого постоянства в изменчивом и быстром течении нашей жизни. С другой стороны, истинно и то, что все мы — люди — находимся в ссылке, так как через первозданного мы изгнаны из рая, как