заставили воевать под знаменами Гитлера. Так рухнули надежды Альфреда и тысяч его сверстников когда- нибудь прославить свои имена добрыми делами во славу родины. Не сумев вовремя отличить истинных друзей от врагов, они усеяли своими трупами чужие земли от Ламанша до Волги и от Ливийской пустыни до норвежских гор.

«Мне еще повезло,-прошептал Рунге.-Благодаря русским отомстил личному врагу. Настало время отомстить врагам родного народа…»

– Стой! – неожиданно послышался незнакомый голос.- Горчак, это ты?

– Он самый,- ответил возница.- Привез к вам нового гостя. Пан Цезарь послал.

Из-за куста появилась фигура человека, закутанная в мохнатую шубу.

– Добрый вечер, товарищ Рунге! – приветственно протянул он руку седоку. – Как доехали?

– Благополучно, товарищ Смолек. Даже не заметил, как наступил вечер. Наши у вас? – спросил Альфред, пожимая протянутую руку.

– Пока нет, но скоро будут здесь. Зайдемте в дом. Поди, замерзли.

В жарко натопленном доме лесника их встретили еще два партизана. Рунге обладал хорошей зрительной памятью, поэтому несмотря на слабое освещение просторной комнаты, сразу узнал в них участников операции по разоблачению предателя Плахотки.

– Здравствуйте, дорогие товарищи! – воскликнул он, весело улыбаясь.- Надеюсь, сегодня вы не станете испытывать меня.

– , Что вы, товарищ Рунге! Мы и тогда те сомневались в вас, а сценка с арестом и расстрелом была разыграна нами по просьбе Соколова, чтобы собрать бесспорные улики по делу Плахотки. Не правда ли, спектакль тогда удался на славу?-не без удовольствия вспомнил партизан, разыгравший тогда роль немецкого жандарма, которому было приказано расстрелять Альфреда.

– Да, разыграли вы нас здорово. Плахотка был так одурачен, что без всякого нажима старательно изложил на бумаге всю-историю своего предательства, а у меня, когда вспомню, как вели на расстрел, до сих пор по спине мурашки бегают,- сказал Смолек.

– Да, приятного мало,- вздохнул Альфред.- Сужу по собственному опыту. Особенно обидно, когда в упор стреляют не чужие, а свои. Первый раз мою голову продырявил бригаденфюрер СС Гельмут Крамер, у которого я тогда служил адъютантом.

– Интересно Расскажите, как это было? – попросили партизаны.

– Может быть, сначала послать за Соколовым,- предложил Рунге.

– О вашем прибытии я уже сообщил ему. Минут через двадцать он будет здесь,- заверил, Смолек.

– Тогда слушайте,- обратился Рунге к партизанам и довольно подробно рассказал о подлом поступке своего бывшего начальника.

– Вот они какие, эти гитлеровские «юберменши»! [Юберменш – сверхчеловек (нем).] – стукнул кулаком по столу Смолек.- И они смеют болтать о спасении цивилизации и высокой культуры немецкого народа.

В это время во дворе громко залаяла собака. Накинув на плечи шубу, Смолек поспешил выйти из комнаты, а через несколько минут вернулся вместе с Соколовым и Комиссаровым.

– Вижу по глазам, ты принес нам важную весть,-сказал командир десантников, радостно пожимая руку Альфреда.- Говори, что с ним?

– Жив,- коротко ответил Рунге.- Находится в Маутхаузене. Заточили его в так называемый изолирблок, а проще – в блок смерти.

– Положение серьезное,- нахмурился Соколов.- Говорят, оттуда еще никто не выходил живым.

Наступило молчание. Все чувствовали, что финал близок, что дело, за которое они когда-то принялись с таким подъемом, может закончиться трагично.

– Не отчаивайтесь,- сказал замполит.- Если действовать с умом, проявив при этом выдержку и сообразительность, я думаю, нам удастся преодолеть все трудности на своем пути.

– Я тоже такого же мнения,- поддержал его командир.- Послушаем товарища Рунге. Пусть он ознакомит нас с конкретной обстановкой, возникшей в связи с последними событиями.

Альфред не знал, следует ли ему начать подробный доклад в присутствии чешских товарищей или попросить Соколова выслушать его наедине. Выручило неожиданное событие. Пока он думал об этом, вдруг залаяла собака, и в дверях показался вооруженный партизан.

– Пан Смолек! – обратился он к хозяину.- Наши патрули задержали подозрительного человека. Командир отряда просит вас прийти в общежитие лесорубов.

Лесничий виновато посмотрел на Соколова.

– Извините, вынужден оставить вас одних,- сказал он, разводя руками.- А вы, товарищи, охраняйте дом снаружи!-добавил он, обращаясь к партизанам.

– Не беспокойтесь, скучать не будем,- заверил командир десантников.- После совещания мы тоже придем в общежитие.

– Из каких источников вы почерпнули последние све дения о местонахождении Турханова? – спросил Комиссаров, когда партизаны оставили десантников одних.

Рунге рассказал о Фанни, поведение которой не могло не озадачить десантников.

– Как вы думаете, что заставило эту девушку выступить против гестапо? – спросил Соколов.

– По ее словам, причиною тому послужило жестокое обращение с Турхановым со стороны шефа гестапо. Причем полушутя-полусерьезно она несколько раз упоминала при мне о своей любви к полковнику. Мне кажется, этого вполне достаточно, чтобы у романтически настроенной девушки появилось чувство отвращения к гестаповским палачам и чувство симпатии к антифашистам,- ответил Рунге.

– Теоретически такая возможность не исключена,-задумчиво произнес Комиссаров. Но мы должны проявить максимум осторожности по отношению к ней.

– Я нисколько не сомневаюсь в ее искренности,-заверил Альфред.

– Допустим, что она идет к нам не по заданию шефа гестапо, а по велению своего сердца. Но, не обладая элементарными навыками подпольной работы, она сама может засыпаться в любое время. Хватит ли у нее твердости- и силы воли не выдать нас, если гестапо применит свои обычные методы расследования? – спросил замполит.

– Думаю, не хватит,- признался Рунге.- Но особой опасности в этом не вижу. Можно выдавать только то, что знает человек, а Фанни ничего не знает о вас.

– И о вас тоже? – усмехнулся Комиссаров.

– Конкретно – ничего. Правда, она думает, что я связан с.какими-то людьми, которые могли бы ей помочь освободить Турханова, но что это за люди и существуют ли они реально – ей ничего не известно. В то же время без ее содействия при создавшихся условиях нам никак не освободить Турханова.

И Альфред почти слово в слово передал свой последний разговор с Фанни.

– Вы убедили меня,- сказал Комиссаров.- Досадно признаться, но ничего не поделаешь, нам действительно придется воспользоваться услугами этой девушки из буржуазной семьи.

Соколов достал из планшетки топографическую карту и разложил ее на столе.

– Вот железнодорожная.станция Маутхаузен, а вот и господский двор помещика Хофбауэра. Концлагерь здесь

не отмечен, но он должен находиться где-то в стороне от этой шоссейной дороги,- подчеркивая синим карандашом названные пункты, проговорил, командир. • **

– Лагерь смерти находится на вершине этой горы,-указал Рунге.

На указанном месте Соколов начертил трапецию с трубой, а внутри нарисовал черной краской черен со скрещенными костями.

– Пусть это обозначает лагерь уничтожения,- сказал он.- Примерно в двух километрах от господского двора