Герр штандартенфюрер! Прибыла без вашего приказания. Разрешите в знак признательности за вчерашний концерт обнять вас.

С этими словами она приблизилась к шефу и, продолжая улыбаться, подставила щеку для поцелуя.

«Только тебя недоставало!» – подумал Иммерман, но быстро встал и слегка П2икоснулся губами к ее щеке.

И тут его осенила блестящая, на его взгляд, идея. «Фанни – дочь профессора Вагнера. У нас она работает переводчицей. Если и услышит во время допроса о некоторых секретах нашей лаборатории, то вряд ли посмеет разгласить их, ибо этим самым наверняка погубит своего отца»,- подумал Иммерман и пригласил ее быть переводчицей при допросе Турханова.

– Нет, милый,- отрицательно покачала головой девушка. – Когда я согласилась работать у вас, то обязалась переводить только письменные материалы. Присутствовать на допросах живых людей не могу.

– Почему?

– Потому что от неприличной брани, которой следователи щедро осыпают допрашиваемых, у меня вянут уши.

– На сей раз допрашивать буду я, а не следователи. Даю вам честное слово не браниться, не оскорблять арестованного. Другие переводчики все заняты, а хефтлинга необходимо допросить не медля ни минуты. Христом-богом прошу, пожалуйста, выручайте, Фанни!

– Ну, хорошо. Пусть будет по-вашему. Скажите хоть, кого вы собираетесь допросить?

– Одного полковника. Хотя он и красный, но не бойтесь, говорят, пока не кусается.

С этими словами шеф гестапо написал несколько слов на каком-то бланке, подписал и передал адъютанту для исполнения.

– А теперь, милая Фанни, сядьте вон за тот столик и приготовьтесь исполнять обязанности переводчика. На всякий случай возьмите этот словарик,- протянул ей шеф немецко-русский словарь.

– Обойдемся без словаря,- отказалась девушка от протянутой книги. – Русский язык давно стал для меня вторым родным языком.

– Прошу прощения. Совсем забыл, что вы учились в Москве. Недаром все еще неравнодушны ко всему красному,- усмехнулся Иммерман, указывая глазами на ее рубиновый перстень.

Вошел адъютант. Он доложил, что хефтлинг 78901 доставлен под конвоем. Шеф приказал ввести его в кабинет и усадить на табуретку, поставленную в центре комнаты специально для арестантов.

Скоро появился и Турханов. Он был в наручниках. Бессонная ночь и события сегодняшнего утра не могли не отразиться на его облике Портила общее впечатление и полосатая тюремная форма. Но, несмотря ни на что, советский полковник сохранял свой обычный внушительный вид и держался с достоинством.

Произошла немая сцена. Все трое не без любопытства разглядывали друг друга.

«Нет, этот не из тех, которые без боя складывают оружие,- размышлял начальник гестапо. – Какой спокойный и в то же время властный взгляд! Какая уверенность в себе! Чутье подсказывает мне: немало попортит он нам крови. Но все равно добьемся своего».

«Какой он странный,- с явной симпатией смотрела на хефтлинга девушка. – Какие у него печальные глаза. Интересно, о чем он сейчас думает? Сам вот стоит здесь, а душой, вероятно, находится в далекой России, среди родных полей и лесов».

Турханов тоже внимательно приглядывался к окружающим. Он остановил свой взгляд на Иммермане. «Из всех противников, которые попадались на моем пути, этот будет, пожалуй, самым серьезным. Предстоит жестокая борьба. Причем, по сравнению со мной, он находится в выгодных условиях, На его стороне сила и власть, а я должен один выдержать натиск. Но на войне побеждают не только числом, но и умением. Постараемся и мы проявить максимум умения»,- думал Турханов, изучая своего врага.

Иные чувства испытал он при виде переводчицы. «Что могло привести эту прелестную голубку в стаю презренных стервятников? – размышлял он – Виною тому, несомненно, человеконенавистническая пропаганда нацистов. Только фашизм способен превращать таких вот ангелов в злых фурий».

– Садитесь! – предложил Иммерман хефтлингу, рукой указывая на табуретку. – Следователь Кляйнмихель доложил нам о вашем поведении на первом допросе, поэтому мы вынуждены выводить вас из камеры в наручниках.

Выжидательный взгляд гестаповца заставил его изменить первоначальное решение. Терпеливо выслушав перевод, он усмехнулся и сказал:

~~ Наверно, смеетесь над моей наивностью. Никогда не думал, чтобы один невооруженный арестант нагнал такой страх на его до зубов вооруженных тюремщиков. Эти слова переводчицу привели в восторг. Позабыв о своих обязанностях, она вознаградила полковника веселой улыбкой.

– Что он сказал? – нетерпеливо спросил у нее Иммерман.

Фанни перевела. Ответ Турханова привел гестаповца в ярость. Он тут же растерзал бы его, но в присутствии любимой девушки не рискнул показать звериного лица представителя высшей расы. «Наглец! – выругался он про себя. – Ты еще заплатишь за такое оскорбление».

– Никто и не подумал испугаться его,- сказал он, стараясь казаться спокойным. – А чтобы ни у кого на этот счет не осталось сомнения, я прикажу снять с него наручники.

Так и сделали.

– Благодарю вас! – сказал хефтлинг, но смотрел при этом не на шефа гестапо, а на его переводчицу.

– Я распорядился пригласить вас не для допроса, а только для знакомства,- начал хитрить Иммерман. – Познакомимся. Это – наша переводчица Фанни, я – ее начальник штандартенфюрер Иммерман. Сообщаю, ваш спор со следователем Кляйнмихелем разрешен в пользу вас. В дальнейшем вашим делом будет заниматься старший следователь Швайцер.

Выслушав перевод, Турханов кивнул головой.

– Теперь я хочу кое-что спросить у вас об одном человеке. Скажите, что вы знаете о Елфимове Анисиме? – спросил шеф.

– Кто это такой? – вопросом на вопрос ответил Тур ханов.

– Как кто? – сразу начал нервничать Иммерман. – Разве вы не с ним провели эту ночь в одной камере?

– А-а, вспоминаю. Проснувшись ночью, я действительно видел на соседней койке спящего человека, но не знаю, как его зовут. Хотел было познакомиться на следующий день, однако не успел, из камеры увели его до подъема, когда я спал.

– И он вам ничего не сказал?

– Решительно ничего.

– А о Вагнере слыхали вы что-нибудь?

– О Вагнере кое-что слыхал,- подтвердил Турханов. Услышав это, гестаповец вскочил с места словно ошпаренный. – От кого и что вы слыхали о Вагнере?

– Еще в школе учителя говорили нам, что он великий немецкий композитор, автор гениальных опер «Лоэнгрин», «Тангейзер», «Летучий голландец» и многих других. Потом «Лоэнгрина» слушал в театре.

– Не о композиторе спрашиваю вас, а об ученом,- разочарованно махнул рукой Иммерман.

– Признаюсь, об ученом с таким именем действительно ничего не слышал. Очевидно, он еще не успел прославить свое имя. По крайней мере в нашей стране не знают такого деятеля науки.

Фанни должна была перевести ответ Турханова на немецкий язык, но вместо этого она начала спорить.

– Ошибаетесь! – крикнула она. – Имя моего отца знают везде, лучшие ученые мира с трепетом произносят его. Знают его и в вашей стране. Я сама видела, как его буквально засыпали вопросами студенты МГУ, когда он там прочитал свою знаменитую лекцию по органической химии.

– Возможно,- согласился Турханов,- Химия никогда не интересовала меня, поэтому, кроме Менделеева, я не знаю ни одного химика.

Спор мог бы еще продолжаться, но Иммерман прервал спорщиков.

– Фройлен, вы забыли свои обязанности,- упрекнул он – Немедленно переведите все, что вы тут наговорили!