которые будут швырять им туда победители, — если только мы не сумеем остановить американцев здесь, в Аахене.

Он яростно стиснул свои изуродованные руки и бешеным голосом сказал:

— Вы должны сохранить Аахен в наших руках, штандартенфюрер, какова ни была бы цена этого!

Три немецких легких грузовика выехали из полуразрушенного комплекса зданий сельскохозяйственной фермы и медленно двинулись вперед по каменистой дороге. Их колеса, казалось, производили оглушительный шум, и молодой загорелый лейтенант, который ехал в первой машине, закусил свою губу, точно опасаясь, что этот шум разбудит неприятеля.

Из тумана, который низко стелился над землей, возникла фигура часового.

— Вотан? — спросил часовой. Его тело было полускрыто за металлическим остовом сожженного американского «шермана», а палец лежал на спусковом крючке автомата. Он был готов в любой момент открыть стрельбу.

— Вагнер, — дал правильный отзыв на пароль дня молодой лейтенант. В его голосе слышался венский акцент.

Часовой расслабился.

— Проезжайте, — буркнул он.

Лейтенант поднял вверх руку, давая сигнал водителям Двух других грузовиков.

— Американцев рядом нет? — с тревогой осведомился молодой ССманн, когда грузовик с лейтенантом уже тронулся.

— Пока нет, солдат, — откликнулся лейтенант. — Мы только что возвратились из разведпатруля. Проводили рекогносцировку местности. Там все чисто. Американцы, должно быть, до сих пор уплетают свой утренний завтрак — яичницу с беконом. — Он покачал головой: — Говорят, они никогда не воюют на пустой желудок.

— Чертовы везунчики, — вздохнул эсэсовец. — Лично у меня за последние двенадцать часов в желудке побывала лишь миска жидкого супа.

— Скажи об этом капеллану, — без всякой симпатии в голосе бросил лейтенант. — Может быть, он выдаст тебе письменный сертификат на кусок хлеба с сосиской.

— Лучше поцелуй меня в мою вонючую задницу, — пробормотал часовой; но грузовики уже исчезали в густом белом тумане. ССманн зевнул — и почувствовал, как в желудке у него забурчало при мысли о том, что примерно через час он сможет наконец позавтракать. На завтрак полагалась лишь кружка эрзац-кофе с черным хлебом…

Грузовики двинулись по направлению к Аахену. Они находились на немецкой территории, уже довольно далеко от линии фронта, но все равно двигались очень медленно и осторожно, словно опасаясь, что за любым поворотом могут наткнуться на просочившихся сюда американских солдат, атаки которых в Аахене ждали с минуты на минуту на протяжении всех последних суток.

Неожиданно передовой грузовик резко затормозил и остановился. Двое других сделали то же самое, немедленно заглушив моторы и выключив свет фар. Выскочив из кабины грузовика, молодой лейтенант упал на одно колено и принялся лихорадочно вглядываться вперед, чувствуя, как от утренней росы намокают его брюки.

Спереди к ним приближались другие грузовики. Чувствуя, как бешено скачет его сердце, он считал их — один, второй, третий, четвертый. Они ехали по дороге, ведущей прямо к ним. Ощущая, как вся спина его взмокла, лейтенант пытался представить, что они сделают дальше — повернут ли налево на развилке или двинутся непосредственно к ним.

Четыре немецких грузовика постепенно приближались. Лейтенант, полускрытый за капотом грузовика, поднял автомат. Заметили они их или нет? Это был главный вопрос, который пылал в его мозгу.

Сидевшие в кузовах солдаты тоже стиснули в руках оружие и застыли в напряженном ожидании.

Вдруг молодой лейтенант заметил, что первый из четырех грузовиков повернул на развилке налево; трое других последовали за ним. Похоже, они так ничего и не заметили… Одна за другой четыре машины проследовали влево и вскоре исчезли за поворотом. Вокруг снова стало тихо. Не было слышно ничего, кроме негромкого постукивания американского пулемета, который стрелял где-то очень далеко к западу.

Лейтенант с трудом поднялся на ноги и вернулся к грузовику. Его руки подрагивали от напряжения. Забравшись в кабину, он бросил водителю: «Трогай!», — и уселся рядом с унтер-офицером, носившим знаки различия оберфельдфебеля. Когда грузовик тронулся, тот выдохнул с облегчением:

— Черт бы их побрал, лейтенант! Я думал, что они нас заметили. И что нам уже не удастся уйти так легко.

Лейтенант Вертхайм кивнул и ответил по-английски:

— Ты прав, Файн, все могло случиться именно так!

Вертхайм бросил взгляд на часы. Было уже почти десять утра, а туман все не рассеивался — как и обещал накануне метеоролог, работавший на полковника Портера. Это было просто чудесно, поскольку туман практически полностью скрывал их передвижения — хотя в то же самое время и несколько затруднял обнаружение старой заброшенной фермы на западной оконечности Аахена, где они должны были укрыться. Как клятвенно заверял человек Портера, ферма стояла совершенно пустой, и рядом с ней не появлялось ни одного немца. Добравшись до нее, они должны были почувствовать себя в полной безопасности.

К этому моменту нервы у всех были напряжены до предела. Американские добровольцы, выдававшие себя за немцев, находились за линией фронта уже четыре часа. И теперь мозг Вертхайма обуревали противоречивые жгучие желания. С одной стороны, он мечтал как можно быстрее добраться до спасительного убежища и почувствовать себя наконец в безопасности. С другой стороны, лейтенант прекрасно понимал, что добираться до этого места следует как можно более осторожно, делая все, чтобы немцы случайно не засекли их по пути. Иначе все будет бесполезно. А для этого следовало двигаться медленно и максимально использовать естественное прикрытие в виде тумана. Подобная же задержка безумно действовала на нервы.

Наконец грузовики добрались до покинутой жителями небольшой деревеньки. Посреди ее пролегала старая булыжная мостовая. Когда грузовики покатили по ней, их колеса подняли, казалось, страшный грохот. По крайней мере, именно так почудилось лейтенанту Вертхайму. Он искоса бросил взгляд на своих людей. Они были такими же бледными и страшно напряженными, как и он сам. Каждый пристально всматривался в окна заброшенных домов, точно ожидая, что там в любой момент покажутся засевшие в Аахене эсэсовцы и откроют по ним убийственный огонь.

Передовой грузовик, взятый, как и все остальные машины, со специального склада трофейной немецкой техники, повернул за угол. Здесь повсюду валялись трупы мертвых американских солдат. Это было страшное, практически невыносимое зрелище, но оно, как ни парадоксально, наполнило сердце лейтенанта Вертхайма чувством облегчения. Он понял, что крауты так и не были здесь со времени окончания последних боев. Потому что если бы они побывали здесь, то все мертвые были бы аккуратно захоронены, а не валялись бы прямо на улице.

— Лейтенант! — обратился к нему Файн.

— Да? — откликнулся Вертхайм.

— Вот она, прямо перед нами, — Голгофа! — Файн указывал грязным пальцем на холм, который неожиданно выплыл из серой туманной дымки.

— Видите вон тот большой деревянный крест? Полковник Портер описывал его нам на вводной перед началом операции.

Лейтенант Вертхайм выхватил бинокль и навел его на Голгофу. Везде вокруг толстым слоем лежал плотный белесый туман. Но вокруг холма его не было — вершина ясно виднелась на фоне неба. А на самой вершине вздымался вверх огромный деревянный крест. Где-то рядом, примерно в миле от них, проходила