остов сожженного «шермана».
— Нет, гам он не станет оборудовать свою позицию. — шепнул Куно фон Доденбург. — Слишком заметно и очевидно. А мистер Смарт — не такой уж глупец.
Шварц кивнул в знак согласия.
— А как насчет дота слева от «шермана»?
Куно фон Доденбург торопливо направил свой бинокль на бетонный дот.
— Нет, — произнес он некоторое время спустя. — Все щели дота завалены обломками и мусором. Стрелять оттуда невозможно. Нет, там его быть не может.
Двое эсэсовцев продолжили осмотр местности. Они изучили груду ржавого железного листа, которые когда-то, очевидно, покрывали крышу какой-то фермерской постройки, потом кучу битого кирпича и, наконец, огороды, в которых теперь догнивала посаженная весной капуста. Ничего подозрительного.
Куно фон Доденбург не выдержал и грязно выругался:
— Где, черт побери, прячется эта американская свинья, Шварц?!
Глаза штурмбаннфюрера сузились:
— Господин штандартенфюрер, его не может быть в капусте. Там ему просто негде укрыться. Сгоревший танк и заваленный дзот отпадают. Что остается?
— Ну конечно! — выдохнул Куно. — Груда ржавого железного листа!
Оба офицера вновь сфокусировали на этой груде свои бинокли. Ничего подозрительного. Они не смогли заметить что-либо необычное. И все же фон Доденбург нутром своим чувствовал, что Шварц прав. Ведь это место, по сути, было единственным, где только и мог прятаться американский снайпер.
Куно закусил свою нижнюю губу. Его переполняли раздражение и отчаяние.
— Я уверен, что этот ублюдок именно там. Но как мы можем это выяснить, Шварц?
Штурмбаннфюрер не колебался. Он начал медленно поднимать вверх свою искусственную руку, обтянутую черной кожаной перчаткой. Фон Доденбург тем временем не сводил с кучи железа своего взгляда. И вдруг раздался звук выстрела. Шварц, ругаясь, отдернул руку. В самом центре искусственной ладони зияла аккуратная круглая дырочка. Выстрел был произведен именно из кучи железных листов.
— Боже Всемогущий, Шварц, — выдохнул Куно фон Доденбург, — мы засекли его!
Для того, чтобы убедить американского снайпера, что он действительно попал в цель, они оба начали вполне убедительно стонать, а полчаса спустя покинули свое убежище и переползли в другое место. Гам они стали совещаться, как именно им окончательно достать смертоносного стрелка.
В конце концов эсэсовцы решили так: для того, чтобы покончить с ним, им потребуется, чтобы на то место, где он залег, упали лучи прямого солнечного света. Прямой солнечный свет, во-первых, будет немного слепить янки, мешая ему прицельно стрелять, а во-вторых, начнет бликовать на его собственном бинокле или оптическом прицеле, выдавая тем самым его истинное местоположение. Когда же они точно засекут его, справиться с ним будет уже делом техники.
Они долго искали то место, которое должно было находиться напротив замаскированного лежбища снайпера в тот момент, когда на него будут падать прямые солнечные лучи — и, наконец, отыскали его. После этого Шварц и фон Доденбург стали молиться, чтобы наследующий день, когда они вновь придут сюда, сентябрьское солнце окажется достаточно ярким, чтобы ослепить американца и начать играть на его оптических приборах.
Им повезло. Солнце оказалось достаточно ярким. Сделав выстрел в никуда для того, чтобы привлечь тем самым внимание сержанта Смарта, Шварц с фон Доденбургом уселись под согнувшимся дубом, хорошо укрывшись в его узловатых ветвях, и принялись терпеливо ждать.
К полудню солнце вовсю заливало позицию неприятеля. Фон Доденбург, сам находившийся теперь в тени, в то время как все солнце попадало на сторону Смарта, навел свой оптический прицел на груду листов ржавого кровельного железа. Неожиданно что-то ярко блеснуло среди этих листов. Это было стекло. Оптический прицел самого Смарта.
— Шварц, — прошипел Куно фон Доденбург, — мистер Смарт обнаружил себя!
Шварц вытер пот, заливавший ему лоб; затем, сделав глубокий вдох, он снял с головы свой стальной шлем и начал медленно поднимать его вверх, пока не стал виден его краешек. Снайперское ружье Смарта тут же выстрелило. Пуля ударила точно в центр шлема. Шварц не смог удержать его, и шлем со звоном полетел на землю. Несколько мгновений штурмбаннфюрер совершенно не знал, что ему делать.
Куно фон Доденбург зло ткнул ему локтем в бок.
— Начинай стонать, Шварц — и стони погромче, словно тебя ранили! — зашипел он на офицера.
Шварц облизал губы и принялся отчаянно стонать. Он откидывал назад голову, словно и впрямь корчился в предсмертных судорогах. Куно фон Доденбург терпеливо ждал, чувствуя, как по спине у него скатываются холодные капельки пота. Его сердце бешено стучало. Он во все глаза глядел на позицию американского снайпера и не мог позволить себе лишний раз моргнуть.
Думая, что ему и на этот раз удалось поразить противника, Смарт слегка выглянул из-за своего укрытия, желая воочию разглядеть свою тридцать третью по счету жертву. Это движение было последним, которое он успел сделать в своей жизни.
Куно фон Доденбург плавно потянул спусковой крючок. Приклад снайперского ружья больно ударил ему в плечо, посылая вперед обладающую огромной пробивной мощью 9-миллиметровую пулю. Эта пуля пролетела сквозь залитое мягким сентябрьским солнцем пустое пространство и пробила череп мастер- сержанта Смарта.
Выждав необходимое время, Шварц с фон Доденбургом выползли из укрытия, чтобы взглянуть на своего противника. Они обнаружили янки лежащим навзничь среди ржавых железных листов. Точно в центре его лба темнела маленькая круглая дырочка — входное отверстие от пули. Шварц, побагровев, плюнул в лицо поверженного врага.
После этого снайперская дуэль в Аахене прекратилась. Американцы вернулись к своей давней практике ковровых бомбардировок — так им казалось безопаснее.
Осенние ночи становились все длиннее, и осажденный Аахен приобретал все более пустынный вид. Ночью городские руины купались в неверном серебристом лунном свете, представляя собой превосходную цель для американских бомбометателей. В это же самое время штандартенфюрер Куно фон Доденбург мог встречаться с прекрасной рыжеволосой незнакомкой, чья красота так поразила его во время разгона инспирированной католическим духовенством демонстрации. Потому что, хоть Аахен и выглядел с воздуха абсолютно безлюдным, на самом деле он был полон людей — даже несмотря на бомбежки и «охотников», которых продолжал посылать на прочесывание развалин бригадефюрер Доннер. Уцелевшие жители Аахена, днем прятавшиеся в подвалах своих домов и во всевозможных подземных помещениях, ночью выходили на поверхность, чтобы раздобыть себе топливо и пищу, а главное — воду, и продержаться еще день или несколько.
В следующий раз после той памятной уличной демонстрации Куно фон Доденбург и Эльке Симоне встретились во время американского ночного воздушного налета. Все небо было озарено вспышками разрывов и огнем немецкой зенитной артиллерии. Столкнувшись посреди улицы, фон Доденбург и Эльке молча посмотрели друг на друга. Наконец эсэсовец спросил:
— Куда вы собирались идти, Эльке?
— Я не знаю, — слабым голосом откликнулась женщина.
— Нам надо пойти куда-то, чтобы спрятаться от осколков, — мягко напомнил он ей.
Она неожиданно засмеялась и сжала его руку.
— Я все прекрасно понимаю, штандартенфюрер: вы просто не хотите, чтобы кто-то увидел вас со мной. Что тогда подумает генерал Дегенхардт Доннер? — Она покачала головой. — Да и мне тоже нежелательно, чтобы кто-то из горожан увидел меня вместе с вами. Вряд ли они отнесутся одобрительно к подобному знакомству. Ну и жизнь у нас, не правда ли?
Он наклонился к ней и поцеловал в щеку.
— Может быть, тогда пойдем к вам домой?
— То есть в подвал? — Она пожала плечами. — Ну что ж, пойдемте в подвал. Это единственное жилище, которое осталось у меня да и у всех остальных.
Они быстро пошли вперед по темной улице. Вокруг них скользили, а вернее, угадывались тени