взять на себя полную личную ответственность за провал этой атаки. В моем Седьмом корпусе все разборки кончаются вот здесь. — Он ткнул пальцем в свою широкую грудь. — И никогда не идут выше. Вам ясно?

Генералы Кларенс Хюбнер и Лиланд Хоббс — широкоплечий массивный командир 30-й пехотной дивизии, бойцы которой любили называть себя «Мясниками Рузвельта», — почтительно склонили свои головы в знак того, что чрезвычайно ценят эту позицию Коллинза. Ведь большинство командиров корпусов на европейском театре военных действий предпочитали избегать какой-либо ответственности за провал, с удовольствием возлагая ее на нижестоящих командиров.

Снаружи штаба хриплый мужской голос заорал:

— Начинается месса. Кто-нибудь из вас, остолопов, желает посетить эту чертову мессу?

После этого призыва стало слышно, как несколько десятков усталых ног зашаркали по булыжникам по направлению к импровизированной церкви, устроенной в бывшем сенном сарае позади солдатских уборных.

— Итак, джентльмены, — продолжал между тем генерал Коллинз, — признаюсь, я сам допустил ошибку. Я считал, что после всех наших бомбежек и массированной артподготовки от оборонительных рубежей фрицев уже ничего не осталось, и думал, что мы легко ворвемся в Аахен. Как выяснилось, я был неправ. Что же мы будем делать теперь?

— А может быть, генерал, — попытался высказать свою точку зрения Хюбнер, — нам вообще не стоит беспокоиться о взятии Аахена? Мы же и так контролируем все дороги, ведущие к Рейну — нашей основной цели. Зачем нам вообще связываться с Аахеном? Мы могли бы просто обойти его, окружить и двинуться дальше, прямо к Рейну. А отрезанные от своих немцы рано или поздно запросили бы пощады. Поверьте мне, генерал, — торопливо добавил он, увидев выражение, промелькнувшее на лице Коллинза, — взятие Аахена обойдется нам в огромное количество жизней наших солдат.

Коллинз мрачно кивнул:

— Я и не спорю, Кларенс. С чисто военной точки зрения, значение Аахена крайне невелико. Все железнодорожные пути, проходящие через город, разбомблены нами или взорваны самим немцами, и наши инженеры уже сказали, что потребуются недели для того, чтобы восстановить их — и, возможно, использовать для целей нашего собственного снабжения.

Генерал Коллинз замолчал. Его лицо выглядело взволнованным и озабоченным. Наконец, сделав глубокий вдох, он продолжил:

— Но существуют и другие факторы, которые мы обязаны принять во внимание. Если мы возьмем Аахен, то он станет первым крупным немецким городом, захваченным американской армией за ее двухсотлетнюю историю. Таким образом Аахен — это весьма престижная цель для нас. А вы все знаете, что Айк[32] очень высоко ценит вопросы престижа. Но более важно то, что в свое время Адольф Гитлер заявил, что его Третий рейх простоит тысячу лет — ровно столько же, сколько и Священная Римская империя германской нации, когда-то основанная Карлом Великим. Таким образом, если мы ударим по Аахену, то будем атаковать не просто один из больших немецких городов, но тот город, который является своего рода святилищем для миллионов правоверных нацистов. Парни из нашей разведки утверждают, что когда Германия потеряет Аахен, то вера людей в национал-социалистическую идею окончательно испарится. А это, джентльмены, стоит жизней ваших ребят, я так думаю.

Снаружи доносился грубый голос унтер-офицера, который командовал солдатами, прибывавшими в церковь на мессу.

— Чтобы овладеть Аахеном, нам следует предпринять организованное наступление на него, — продолжал генерал Коллинз. Он подошел к огромной карте театра военных действий, занимавшей всю стену старого бельгийского дома, временно превращенного в его штаб-квартиру. — Нам следует подготовиться к взятию Аахена точно так же, как мы подготовились к высадке в секторе «Юта» и в Шербуре. Иными словами, больше никаких опрометчивых, плохо подготовленных атак, когда мы выступаем против немцев практически с открытым забралом. Согласны?

Генералы Хюбнер и Хоббс согласно кивнули.

— Ну, хорошо. А теперь давайте обменяемся мнениями в демократичной манере. — Коллинз посмотрел на Хюбнера. — Скажи мне, Кларенс, как бы ты поступил, если был бы на моем месте?

«Слава богу, я все еще не на твоем месте», — подумал командир «Большой красной единицы». Вслух же он произнес:

— Прежде всего, надо сделать как можно более тяжелым положение засевших в Аахене немцев. Отрезать их от подвоза продовольствия, боеприпасов, подкреплений. — Он сжал свой мощный кулак. — Затем, когда это будет сделано и они окажутся практически в безвыходном положении, ударить по ним.

— А что думаешь ты, Лиланд? — Коллинз посмотрел на генерала Хоббса.

Лиланд Хоббс, который не очень-то любил говорить, предпочитая в основном выражаться на бумаге, где он изъяснялся фразами, составленными в патриотическом ключе, со множеством напыщенных высокопарных выражений, буркнул:

— Я полностью согласен с этим мнением, генерал — надо стиснуть противника в хороших клещах перед тем, как попытаться уничтожить его.

— Прекрасно. Именно в этом заключалась и моя собственная идея. Вопрос теперь заключается в том, где именно нам следует выдвигаться. Лиланд, я хотел бы, чтобы твои ребята изначально заняли позиции в этом районе. — Генерал Коллинз указал на карте маленький город Херцогенрат на голландско-германской границе. — Этот район должен стать местом твоего сосредоточения, откуда ты помчишься дальше. Сколько тебе потребуется, чтобы собрать свою дивизию в этом месте?

Генерал Хоббс пожал плечами:

— Два дня. Максимум —три. В Голландии мы понесли тяжелые потери. Мне необходимо пополнение.

— У тебя будет пополнение, Лиланд, — бросил генерал Коллинз. — Центры укомплектования Первой армии уже получили соответствующие указания. Ну, хорошо, даю тебе на все три дня. — Он повернулся к Хюбнеру. — А твои ребята, Кларенс, уже, по сути, находятся на исходном рубеже. Как любит говорить Монти[33], тебе надо «просто выровнять линию». И когда мы будем готовы к решающему наступлению, ты сначала проведешь ложное наступление в направлении на юго- восток, сделав вид, что пытаешься овладеть в этом месте самим Аахеном. На самом же деле целью твоих усилий должен стать городок Ферлаутенхайде. Ты и Лиланд должны соединиться здесь — в районе высоты 239. — Коллинз мгновение помолчал. — Мы начнем наступление второго октября. — В голосе генерала неожиданно зазвучал металл. — И я очень рассчитываю, джентльмены, что ваши войска смогут соединиться в указанном районе ровно через восемь дней. Это ясно?

Уверенный тон и четкие временные сроки, которые называл молодой командир корпуса, вызвали подспудное раздражение у генерала Кларенса Хюбнера, который был значительно старше и опытнее его. Джо-Молния, похоже, просто не представлял себе всех трудностей ведения боевых действий в индустриальных районах с плотной городской застройкой типа Аахена. А ведь бои в городской черте — это было совсем не то, что быстрые марши через пустые равнины Франции, где одна дивизия могла легко покрыть до двадцати километров за день. Бои же в городе требовали огромного количества сил и средств. Порой целая дивизия могла увязнуть здесь в битве за какой-нибудь третьестепенный объект.

— Высота 239, — задумчиво произнес он. — Вы знаете, как называют ее простые солдаты, генерал?

Коллинз, занятый своими планами, отрицательно покачал головой.

— Как вы, наверное, знаете, на ее вершине установлен большой деревянный крест. А люди, живущие в этом районе, — на сто процентов католики…

— Ближе к делу, Кларенс! — нетерпеливо выдохнул генерал Коллинз.

— В общем, от артиллерийских наблюдателей в наших войсках узнали об этой высоте, господствующей над всей местностью и увенчанной деревянным крестом. И тогда солдаты придумали для нее новое имя. — По лицу генерала Хюбнера скользнуло странное подобие легкой торжествующей улыбки. — Они назвали ее Голгофа, генерал. Голгофа…

Коллинз остался в задумчивости сидеть за письменным столом. Он слышал, как генералы Кларенс Хюбнер и Лиланд Хоббс уселись в свои машины — «паккарды» оливково-зеленого цвета — и под четкие